Бурелом

Галя сидела, опустив руки на инструмент. Прохор находился во власти музыки и лишь после паузы сказал:

— Душевно вы играете, Галина Ивановна.

Прощаясь с Галей, он задержал ее руку в своей дольше обычного и, виновато улыбнувшись, вышел.

Как только захлопнулась дверь за Прохором, младший Крапивницкий показался на пороге отцовского кабинета.

— Черт знает что такое, — сказал он сердито. — Приходит солдат, садят его за стол, затем дорогая сестрица музицирует. А что этот лапоть понимает в ней?

— Пожалуй, не меньше, чем ты. — Лицо Гали слегка порозовело. — Я прошу не выражаться так грубо о моих знакомых.

— Вот как, — усмехнулся Алексей. — Может быть, ваш знакомый, — заговорил он, переходя на язвительный тон, — человек редкой музыкальной индивидуальности, способен отличить стук тележных колес от звуков рояля?

— Думаю, что у него об этом больше представления, чем у тебя, полагающего, что камерная музыка ничем не отличается от полкового оркестра, — отпарировала Галя.

— Будет вам ссориться, — вмешалась мать.

— Но, мама, — садясь за стол и засовывая салфетку за воротник, заговорил Крапивницкий, — я не могу понять Галю, — кивнул он головой вслед сестре, которая ушла в свою комнату. — Что это? Старомодное хождение в народ или результат большевистской агитации? Если последнее, то в этом нет ничего хорошего. — Подвинув к себе тарелку, раздраженный Крапивницкий принялся за обед.

ГЛАВА 3

После отъезда Алексея на Ольховский кордон Иван Михайлович зашел к дочери. Закрыв за собой плотно дверь и обдумывая предстоящий разговор, неторопливо начал шагать по комнате. Галя отложила лежавшую перед ней книгу и вопросительно посмотрела на отца.

— Вы, папа, хотите что-то сказать?

— Да. — Крапивницкий остановился возле дочери и в раздумье погладил бороду. — Видишь ли в чем дело, — заговорил он не спеша. — Я ничего не имею против твоих друзей, но ты должна понять, что Черепанов — человек не нашего круга и знакомство с ним едва ли украсит твою репутацию, ты ведь интеллигентная девушка!

— Папа, и вы должны понять, что мы живем в такое время, когда старые понятия меняются, как и само общество. Я еще не знаю, каким оно будет, но я чувствую, что оно будет более совершенным и отношения в нем будут новыми, без привычных предрассудков.

— Это в будущем. А сейчас не лучше ли придерживаться тех условностей, к которым мы привыкли?

— Нет. — Галя положила руки на плечи отца. — Папа, вы как-то говорили мне, что ваши родители терпели нужду и что вам с трудом удалось попасть в лесное училище и получить звание кондуктора. Так почему же вы так настороженно принимаете революцию? Ведь то, что происходит на наших глазах, заставляет по-новому смотреть на мир, принять его с чистой душой. — Галя отошла к окну. — Я знаю, мама и Алексей осуждают мое знакомство с большевиками, или, как выражается Алексей, с неучами. Но эти неучи, несмотря на трудности, идут к вам за лесом, чтобы строить школы и больницы. Эти неучи, — продолжала уже с жаром Галя, — заботятся о просвещении народа, его лучшей доле. Я преклоняюсь перед такими неучами и ставлю их выше лощеных сынков избранного общества. Может быть... — Тут Галя выдержала короткую паузу и сказала проникновенно: — Я пойду вместе с теми, кто строит новую жизнь. — И, заметив нетерпеливое движение отца, сказала мягко: — Нет, папа, не сейчас. Это ведь не так просто. Многое мне еще не ясно, и не все я разделяю. Время покажет. Не сердитесь на меня, папа. — Галя посмотрела на отца любящими глазами.

Старый Крапивницкий молча погладил ее волосы.

— Об одном прошу — береги себя, — произнес он и, вздохнув, закрыл за собой дверь.

* * *

На Ольховском кордоне молодого Крапивницкого встретили не очень приветливо.

— И тащит тебя лешак в такую глухомань, — принимая лошадь Алексея, заговорил лесник. — Поди, поохотиться приехал? Что ж, поживи, глухарей здесь хватит, Сейчас у них самая свадебная пора. Токуют — спасу нет. Давай заходи, — пригласил он приезжего в дом.

За столом разговаривали мало. Уставший Алексей вскоре ушел в маленькую горенку, где жила когда-то Глаша, и уснул.

Как только за ним закрылась дверь, Феоктиса спросила мужа:

— Надолго он приехал?

— Кто ево знат. Не откажешь — сын лесничего. Из уважения к Ивану Михайловичу надо принять. Да хватит тебе брякать посудой-то. Исшо разбудишь, — сказал он сердито жене.

Через час на кордоне все погрузилось в сон.

Глухариный ток от жилья был недалеко, и Леонтий с Крапивницким вышли незадолго до рассвета. Снег в низинах еще не растаял и за ночь покрылся тонкой коркой льда. Чувствовался предутренний холодок, и охотники прибавили шагу. Не доходя до лесной полянки, Леонтий подал знак.

— Чуешь? — В полусумраке наступающего утра было слышно, как на лесной опушке чуфыркал глухарь. — Как только перестанет петь, стой, не шевелись. Птица чуткая, а когда токует, ей все нипочем. Тогда можно смело перебежки делать, — учил он Крапивницкого.

— Знаю, — отрезал тот.