Буреполомский дневник

Почти и не ругались с матерью, только под вечер последнего дня ею овладело ее обычное злобно–истерическое состояние, и то ненадолго. Нет, все прошло хорошо, можно успокоиться теперь минимум на месяц (до короткого свидания 29.10.), а то и на 2 – до следующего длительного. Хотя, конечно, успокаиваться не на чем, там у них на воле все совсем не хорошо, полная апатия, распад и упадок движения, никто ничего не делает и не хочет делать. Грузию, по словам Тарасова, полностью поддерживают в тусовке трое: он, Гиляров и Козырев. И все трое к активной работе не склонны, а к самостоятельной – и не способны. А я, четвертый, кто способен, – сижу здесь и никак, ни на что не могу отсюда повлиять. (Ну разве что ради справедливости надо отметить, что Гиляров к самостоятельной работе все же способен, по опыту нашего с ним прошлого сотрудничества.)

19–00

Маразматики, блин! Только было я обрадовался, что хлеб в столовке стали давать белый, или хотя бы серый, вместо жуткой кислой черняги, – бац, и сегодня на обед опять черняга!.. М.б., и вчера, и позавчера тоже, но меня–то в столовке не было. Ничего не меняется в этой проклятой стране, несмотря на любые кажущиеся улучшения. “Внешняя иллюзия пути, а на деле сотни лет на месте”.

На принесенные сигареты эти уродцы, разумеется, накинулись как бешеные, – пачку одному, пачку другому, плюс блок на общее, плюс на заготовку... Из принесенных 4–х блоков к вечеру осталось дай бог 2,5.

ОКТЯБРЬ 2008

1.10.08. 8–45

Сегодня шмон на 1–м бараке начался почему–то аж в 8 утра! Едва дозвонилась мать – прямо сразу же, где–то в 8, – как наш разговор был прерван криками: “Шмон–бригада на большом!!!”. Естественно, пришлось закончить разговор тут же (ничего не успев еще узнать), а шмон–бригада чуть позже оказалась уже на 1–м. Пользуясь столь ранним началом, она может до проверки успеть прошмонать еще какой–нибудь барак, – наш, например.

Идиот, стирающий мне вещи и испортивший уже одну наволочку, как оказалось, за время моей свиданки испортил мне и вторую. Не так смертельно, как ту, конечно, но пятна появились и на этой, – он что–то там не так сделал при стирке, я даже не понял из его объяснений шепотом, что именно. А вот сейчас, после завтрака, он вдруг объявил мне – тоже, как всегда, шепотом, – что будет впредь стирать мне все, кроме трусов и носков. (Кроме них, там обычно бывают только рубашка и наволочки.) На мои просьбы объяснить причину он – не сразу – сказал, что это для него, видите ли, унизительно. Или, по крайней мере, если он и постирает, – я должен буду сам снимать их на улице с трубы, где они сохнут. Это вместо того, чтобы и то, и другое, как здесь делают против вшей, каждый раз тщательно гладить утюгом.

Видимо, от услуг этого идиота придется отказываться окончательно. Достал уже!!! Одновременно не нужно будет больше покупать ему хлеб, конфеты, чай, давать курить и т.д. Это быдло, видите ли, хочет что–то иметь, но не хочет при этом работать так, как положено, и зарабатывать, – это им унизительно, тО им не подходит, и т.д.; да при этом еще и портит регулярно вещи, – не мне одному; он сам мне говорил, что одному (полу)блатному, гладя брюки, тоже сжег их, и тот теперь требует с него за брюки деньги (а это чмо пыталось выпросить их у меня).

Дебилы, блин. Народ дебилов. Тупые скоты. И на воле ведь он такой, не только здесь... Боже, за что угораздило меня здесь родиться, среди них?!.

Untermenschen. Bastards.

2.10.08. 9–25