Буреполомский дневник

О “презрении русского народа к отхожему месту” писал еще Чехов в “Острове Сахалин” в 1890 году. Почти 120 лет прошло, а что изменилось? Ничего, по сути, поскольку их менталитет не меняется веками. Чистые туалеты в этой стране можно увидеть только там, где они предназначены: а) для иностранцев; б) для своего начальства. Даже коммерческие или в коммерческих заведениях – далеко не всегда на цивилизованном уровне. А уж бесплатные, муниципальные... А уж для зэков... “Ужас–ужас” (с) Шендерович. В туалете 13–го барака сегодня целый день потоп, пол (с некоторым углублением к воронке слива) постоянно залит по щиколотку, а воронка эта забита. Бедолаги “обиженные” – один возится в канализационном колодце на 10–м2–й вычерпывает воду в самом туалете. Через 2 или 3 часа все повторяется заново. И так весь день. Позорище и убожество, в котором живет это государство и этот народ всю свою историю...

3.1.09. 15–17

Перед завтраком на улице было минус 20, после обеда – минус 14. Один из зэков, понормальнее, с кем еще можно разговаривать, заходил оба раза на крыльцо 4–го барака и смотрел висящий там термометр. Холодина страшенная, пришлось опустить уши у тряпочной казенной шапки. В новых шерстяных носках в бараке, лежа, жутко замерзают ноги. И это еще только начало холодов...

Со связью опять маразм. Запасной вариант дрыхнет, в обед по баракам лазят “мусора”. Мать звонила на основной, мне об этом сказали и даже, вот только что, пытались при мне позвонить, но она якобы сказала что–то вроде: сейчас вот войду в дом, перезвоню, – и пока что тишина. А что “труба” не будет опять наглухо занята, когда она соберется перезвонить, нет никакой уверенности. Дописал утром почти до конца письмо Е.С., начатое вчера, – по ее настойчивой просьбе ответ на ее неполученное мной и зачтенное ею по телефону письмо. Чего уж она хочет, не знаю, – особенное если еще учитывать то, что говорил о ее стремлении к примирению Миша Агафонов. Я и написал полностью в духе примирения и отказа от всех старых дрязг, ссор, споров и непонимания, но только – на почве ее полного возвращения к активной работе, к организации общественной кампании по моему делу, включая и (и начиная с, добавлю от себя) издания давно уже подготовленного сборника. Но 99% уверенности, что на это она не согласится, так что весь мой пыл и пафос в письме – напрасно...

Унылое, занудное, мучительное, постылое существование. Проблема связи, особенно если не удается связаться день и больше, сидит в моем мозгу как раскаленный гвоздь, отвлекая внимание от остального. Приходится хитрить, вынюхивать, настороженно прислушиваться и всматриваться, чтобы иметь возможность хотя бы 5 минут в день поговорить с матерью.

15–55

Вот сейчас, пока писал, она все же дозвонилась, – вся в ужасе и в истерике: от того, что набрал и попросил перезвонить не я, а чужой голос, ей вдруг стало казаться, что со мной что–то случилось, а то и вообще я умер... Истерика...

Так вот, о чем бишь это я? Тоска и маета здесь сидеть, но об этом я уже писал не раз. Веселее, увы, не становится. Пройдет зима, потом весна, потом лето, потом будет опять зима, – а я все буду здесь и здесь. А из политических новостей: оказывается, наконец–то (с 3–го раза) отпустили по УДО Буданова, палача чеченцев. Из 10 лет срока он оставил по УДО всего год, – что ж тогда говорить обо мне?..

В проходняке обстановка на удивление спокойная, фактически нормальная. Новый блатной сосед–малолетка, как я понял из разных недомолвок, вроде как потерял свою репутацию в местных блатных кругах, после чего и был из престижного дальнего конца секции под благовидным предлогом (место его после 55 дней в ШИЗО оказалось уже занято) сослан сюда, к нам. После почти полутора лет совместного проживания в одном бараке он наконец–то поинтересовался, по каким статьям я сижу, а также сколько мне лет, и в ответ на мое сообщение, что скоро (в этом году) будет 35, порадовал, что выгляжу я на “полтинник”.

4.1.09. 16–52