Буревестник

«Мы приближались к Констанце. Нужно было решаться. Барометр падал, но ждать я больше не мог; сами посудите: ведь если исполнить задуманное на обратном пути, когда корабль идет с грузом, то мы все сгорим живьем.

«И вот как-то ночью, когда «Арабелла Робертсон» скрипела по всем швам, раскачиваясь на волнах, и в машинном отделении не было никого, кроме меня да этого мерзавца масленщика, я взялся за детонатор — бах! Судно тряхнуло, и сразу раздался второй взрыв: бах! Я застопорил машину, так как от сотрясения у нас испортился винт, и бросился будить команду:

— Вставай, ребята, спускай шлюпки — тонем!

«Некоторые пытались спасти пожитки, что у кого было: одежду, сундучок… а я не давал:

— Занимай, — кричу, — шлюпки, вира! — а то пропадете, на черта вам барахло понадобится!

«Бегают они, как очумелые, по палубе, ветер завывает, проклятое море ревет, а «Арабелла» уже носом клюет и корму со сломанным винтом показывает. Капитан был пьян — капитаном у нас был англичанин, старшим помощником — Спиру Василиу, тот самый, наш, трестовский; другие офицеры — из Голландии, команда — мальтийцы и алжирцы, да в придачу два шведа и нас двое румын. Капитан был, как я уже сказал, пьян как стелька.

— Какие здесь скалы? — кричит и рвет на себе волосы. — На карте здесь никаких скал не показано! Я теперь без службы останусь! Никто меня не возьмет! Побираться придется!

— Скалы никакой и не было, — говорю ему. — А просто развалилась наша старая кастрюля, клепки у нее ослабели. Айда в шлюпку! Вира!

«Шлюпки прыгали на волнах, ежеминутно рискуя разбиться о корму и погубить весь экипаж.

«Я обождал минуту, потом побежал вниз и еще раз дернул за рубильник… Бах! — взорвался третий заряд динамита. «Арабелла», бедная, только этого, казалось, и ждала. Дрогнув в последний раз, она стала быстро крениться. Я выскочил на мокрую палубу: идти по ней было так же трудно, как по крутой крыше. Кругом царила тьма, в которой не было видно ничего, кроме разбивавшихся о пароход и забегавших на палубу гребней. Я поднялся на левый борт и увидел удалявшиеся шлюпки: одна была в 100 саженях от судна, другая — в 200. Каждый из них думал, что я — в другой шлюпке.

«Арабелла Робертсон» дрожала у меня под ногами. Вода наполняла ее со скоростью десятков тонн в секунду. Я охрип от крика… Не знаю даже: вылетал ли под конец из моей груди хоть какой-нибудь звук. К тому же я совершенно закоченел — было страшно холодно. Я стоял и трясся от холода, ожидая той минуты, когда «Арабелла» пойдет ко дну. Произойдет страшный водоворот, образуется огромная водяная воронка, из которой мне не выбраться.

«Тут я увидел третью шлюпку. Обогнув танкер, она прошла под кормой и оказалась у левого борта — с наветренной стороны. Я не заметил ее раньше и думал, что она тоже ушла. Те, кто в ней находился, были уверены, что я — в одной из двух первых шлюпок. Они гребли изо всех сил, спеша отдалиться от «Арабеллы». Я прыгнул в воду — это было в декабре — и поплыл с такой быстротой, что, наверно, выиграл бы мировой чемпионат по плаванию. Они взяли меня в шлюпку и дали сухую одежду — из той, которую я не давал им брать после взрыва… Двое суток нас носило по морю и наконец выкинуло на песчаную отмель, в Турции. Мы чуть не потонули у самого берега из-за прибоя…

«В дальнейшем — дознание в Истамбуле, прокурор, агенты страхового общества, опрос свидетелей. Я заболел воспалением легких. Наконец, все кончилось. Все получили наградные от «Сокони». Страховое общество уплатило за все. Все устроилось ко всеобщему удовлетворению — по-турецки. Я, еле волоча ноги после болезни, отправился к Папазоглу. Он куда-то спешил.

— Ага! — говорит, — как поживаете, молодой человек? Приходите завтра.

— Как так завтра? — возмутился я. — Дайте мне мои две тысячи долларов золотом. Я потопил к чертовой матери «Арабеллу Робертсон», я видел смерть в глаза. За то, что мне пришлось испытать, мало двух миллионов, не то что двух тысяч! Хотел бы я видеть вас на борту «Арабеллы Робертсон», когда у нее крен в 45 градусов, нос в воде, а шлюпки удаляются полным ходом! Давайте скорей деньги!

— Слушайте, молодой человек, — сказал кир Папазоглу. — «Арабелла Робертсон» потонула из-за своего преклонного возраста и общей изношенности. Это явствует из дознания. К тому же вы сами это заявили.

— Как? — рассердился я. — А афера со страховкой? А «Сокони»? Ведь вы договаривались со мной от имени Общества!

«Он перепугался, захлопнул дверь конторы — дверь была застекленная, и через нее был виден чистильщик сапог, читающий газету, — и посмотрел на меня с видом человека, которого только что пригласили выпить стакан отравы.

— Послушайте, — сказал кир Папазоглу. — Не впутывайте в это дело акционерное общество, которое даже не знает, что вы существуете на белом свете. Кто такое по-вашему «Сокони»? Приходилось ли вам иметь дело с Обществом? Как оно выглядит? Поймите же, наконец, что вы просто смешны! Ха-ха! Хи-хи! А теперь убирайтесь прочь, а то я вызову полицию.

«Я вышел из себя и взял его за горло: