Буревестник

— Заходить в порт опасно, братцы, — опрокинет. Наверняка все потонем, товарищи! Давайте лучше укроемся от шторма за Тузлой!

Рыбаки, не понимая, что он от них хочет, и не дослушав его, принялись ругаться хриплыми с перепоя голосами, стараясь выдумать самые сложные и обидные ругательства с упоминанием бога, церкви, пасхи и всего, что приходило им в помутившиеся от водки головы. Ермолай тем временем вел куттер прямо в гавань. Какой-то грузовой пароход, держась на порядочном расстоянии от входа на рейд, не решался проникнуть в порт, выжидая, пока уляжется волнение, но на Ермолая это не произвело никакого впечатления. Да и волнорез, то есть та черта, за которой глубина значительно спадает по мере приближения к берегу и где волны, встречаясь с препятствием и разбиваясь о камни, достигают огромной высоты, совсем не казался таким страшным с моря. Черные, зловещие волны яростно стремились к порту, лезли на маяк, пенясь и добрасывая брызги до самого фонаря, потом бежали вдоль берега, но Ермолай отважно шел прямо по направлению к рыбачьей гавани: знай, мол, наших, морскому рыбаку все нипочем!

Павеликэ все еще пытался уговорить рыбаков, которых качка бесцеремонно кидала друг на друга, как вдруг куттер неожиданно остановился и началось что-то совсем непонятное. Павеликэ показалось, что все, вместе с ним самим, полетело куда-то вверх тормашками. На голову ему свалилось чье-то одеяло, и он вдруг почувствовал, что вода доходит ему до щиколоток, до колен, до бедер… Душераздирающие вопли в кромешной тьме трюма объяснили ему, что произошло: куттер опрокинулся. Через несколько минут он пойдет ко дну, а выбраться из трюма почти немыслимо. Какой-то ящик больно ударил его в спину. Вода теперь была ему по пояс; при каждом движении он натыкался на тела; чьи-то руки судорожно махали в воздухе, который становился все более тяжелым из-за поднимавшейся воды и уже давил ему на барабанные перепонки.

— Спасайтесь через люк, он под нами! — закричал старшина не своим голосом и тут же услышал, как Симион в последний раз обругал его матерным словом.

Кое-как пробившись к люку через эту путаницу человеческих тел и плавающих в воде одеял, сапог, сундуков, кастрюль, мешков, матрасов и т. д., то и дело задевая и ударяясь о них, Павеликэ, сопровождаемый воплями и руганью рыбаков, выбрался-таки из трюма и нырнул под палубой перевернувшегося куттера… Чуть не захлебнувшись, он в последнюю минуту успел выскочить на поверхность и медленно поплыл не прямо к берегу, а вдоль волн, к тому месту, где они казались меньше и тише. Через два часа пловец выбрался на песчаный берег и лишился чувств. Еще через несколько часов портовые власти узнали, что на берегу был найден и отвезен в больницу человек, который в бреду бормочет что-то о куттере, опрокинувшемся у волнореза, при входе в порт. Но лишь на третьи сутки, когда буря несколько улеглась, катер портового управления обнаружил, недалеко от берега, торчавший из воды нос погибшего куттера. Оттуда слышались стуки. Вернулись в порт, захватили топоры, молоты, долота и, проделав отверстие в борту, извлекли из куттера здоровенного, тяжеленного рыбака с белым лицом и мутными глазами. Это оказался Ермолай, которого, когда они опрокинулись, втиснуло водой в носовую каюту, где он и остался. Тяжесть помещавшегося в кормовой части дизеля продержала все это время нос куттера над водой с заключенным в каюте Ермолаем. В каюте было темно, воздуха становилось все меньше, но Ермолай выжил. Когда его перетащили на катер, он уселся, опершись локтями в колени и беспомощно опустив голову. Потом вдруг вскинул своими детскими глазками и проговорил слабым голосом:

— Папироски у вас не найдется?

Ему вложили в рот папиросу и зажгли ее. Один из матросов портового управления достал из кармана флягу с ромом и протянул ее Ермолаю, предварительно открутив пробку. Но ударивший ему в нос запах спирта заставил его вздрогнуть, еще сильнее побледнеть и оттолкнуть флягу:

— Я не пью, — прошептал он чуть слышно. — Воды бы, если есть…

Поднять куттер стоило немалого труда, хотя он и затонул на мелком месте — на глубине всего двух-трех метров. Волны, двое суток колотившие его о скалистое дно, разбили в щепки всю корму и повредили двигатель. Захлебнувшегося моториста нашли в машинном отделении; из трюма извлекли девять трупов, в том числе — Симиона Данилова.

LVI