Буревестник

Он сидел, облокотившись на колени и подперев кулаками голову. Секретарь посмотрел на него и тихо вышел из комнаты. А Адаму вспомнилось, с какой вызывающей улыбкой Ульяна сказала ему — «как хочешь!», как блеснула при этом белоснежными зубами, как посмотрела своими серыми глазами из-под длинных, черных ресниц и как потом сразу у нее словно ноги подкосились. Жалость к ней и отчаяние охватили его с такой силой, что ему захотелось сейчас же встать и бежать за нею. Но как узнать, куда она пошла? Он уже решил было ехать за ней на следующий день в Даниловку, но тут же вспомнил, что на следующий день был назначен выход флотилии в море.

Всю ночь, лежа с открытыми глазами в комнате обкомовского общежития, где, кроме него, спало еще четыре человека, он беззвучно шептал нежные, любовные слова, о которых в другое время ему и подумать было бы стыдно. Рядом с ним громко храпел вернувшийся поздно вечером из деревни активист. Двое других вернулось с заседания еще позднее — после полуночи. Они разделись, хрипло пошептались, легли, охая от усталости, и тотчас же крепко заснули. А Адам все так же лежал, подложив руки под голову, и беззвучно шептал в темноте, разговаривая с Ульяной.

После того, как Адам ушел, оставив ее одну, она медленно пошла вниз по улице. Позднее ее можно было увидеть в автобусе, который, дрожа от ветхости, мчался вдоль морского берега из Констанцы в Даниловку. Ульяна была бледна и всю дорогу смотрела на море. Вокруг нее громко разговаривали и смеялись пассажиры, крякали в наспех сколоченных клетках утки, пачкая пол пометом; на каждом ухабе дребезжали готовые вылететь стекла; но Ульяна ничего этого не видела и не слышала. Она слезла в Даниловке и направилась по темным проулкам — был уже вечер — домой. Старики сидели рядышком на скамейке, под обвивавшей всю переднюю стену виноградной лозой. Это была та самая скамейка, на которой много лет тому назад беседовали ночью Евтей с Прикопом. Старик только угрюмо посмотрел на невестку, зато старуха сейчас же затараторила:

— Ну что? Нагулялась? Была у доктора? Муж в отлучке, а она — в город! Знаем мы, какие у тебя доктора на уме!

Ульяна не отвечала. Она чувствовала себя не только страшно усталой, но и нравственно слабой, нечистой и, главное, лишенной всякой надежды. У нее кружилась голова и все время звучал в ушах голос Адама: «Жизнь-то у меня ведь одна-единственная, душа-то у меня ведь тоже одна!» Не зажигая света, она принялась расхаживать по дому, бормоча эти слова и то присаживаясь на кровать, то вскакивая с нее, как ужаленная, когда вспоминала, что говорил Адам про нее с Симионом. Тогда ее охватывало такое отчаяние, становилось так стыдно, что хотелось избавиться от всего этого немедленно, сейчас же, любой ценой: ведь ждать теперь было уже нечего; надежды все равно больше не было.

Она тихо вышла из дома. Ночь была лунная; сквозь клочья пушистого белого тумана, плававшие между деревьями, было видно, как искрится, переливаясь в лунном свете, тихое море. Ульяна прошла в коровник. Тут было темно и тепло, пахло сеном, скотом, свежим навозом. Слышно было, как пыхтит, жуя жвачку, последняя корова Евтея — он всех их распродал, осталась только эта. Ульяна почувствовала, что она леденеет, что она уже холодна, как покойница. Нащупав стену, она нашла веревку, которая всегда здесь висела и стала вязать петлю. Несмотря на кромешную тьму и помутившийся рассудок, Ульяна, как истая дочь рыбака, умело завязала узел и, сделав прочную петлю, попробовала, хороша ли она, скользит ли, не развяжется ли от ее тяжести. Кусая себе губы, она дернула за петлю обеими руками и, окончательно убедившись, что веревка выдержит, направилась к скамейке, на которой еще недавно сидели старики, влезла на нее, нашла большой гвоздь под стрехой и, привязав к нему конец веревки, сунула голову в петлю. «Жизнь-то у меня ведь одна-единственная, — вспомнилось ей. — Душа-то у меня ведь тоже одна. Если ее, душу-то эту загубишь, кто мне другую даст?» Вспомнилось и то, с какой осторожностью он оттолкнул ее после этих слов…

Ульяна долго стояла на скамейке, мертвенно-бледная, с петлей на шее. Кругом была мертвая тишина. Было видно, как дрожит в воде серебряный лунный луч. Она забылась, потом медленно, медленно, словно во сне, сняла с себя, перекинув через голову, петлю и, еще постояв некоторое время без движения, села на скамейку, уперлась локтями в колени и соединила руки: она будет его ждать.

Ее мучил стыд. Она чувствовала себя маленькой, ничтожной и беспомощной. Но она будет его ждать, хотя надежды никакой нет и ждать, по-видимому, не имеет смысла… Что заставило ее принять такое решение? Что еще могло с ней случиться? И что за жизнь ждет ее? Не лучше ли было сразу со всем покончить?.. Но она не могла, у нее не было силы. «Еще подожду», — решила Ульяна.