Буревестник

Он не ошибся, ведущий — Челноков. Не спеша он выходит из кабины, неузнающим взглядом смотрит на бегущего к нему летчика в унтах к нескладной куртке и вдруг:

— Нельсон, родной! Ты ли это?

— Батя!

Летчики крепко обнялись, расцеловались, похлопали друг друга по плечам и спине.

— Ты чего это не бреешься? Всего щетиной ободрал, — сурово, чтобы скрыть волнение, сказал Челноков. — Забыл, что всегда надо быть в форме?

Степанян молча стоял и улыбался; наконец-то он опять дома, в своем полку, среди товарищей.

— А ты вроде как постарел, — задумчиво сказал Челноков, внимательно оглядев стоявшего перед ним летчика. — Стал совсем, совсем другой. Смеяться-то ты хоть не разучился?

Нельсон улыбнулся и сразу стал похож на прежнего, потеплели глаза и разгладились морщины.

— Смеяться я никогда не разучусь. А изменился и здорово. Сам вижу. Если бы ты знал, как и их ненавижу! Просто места себе не нахожу от злости. Хорошо, что я, наконец, здесь…

Им было что вспомнить и о чем поговорить…

Начались суровые военные будни. Будни, которые забирают тебя целиком. Когда каждая минута на учете, когда нельзя принадлежать самому себе даже самую крохотную частицу времени. И так каждый день, а в этом твоя работа, твой долги твоя совесть. Трудно поверить, что человек может выдержать все это и остаться человеком с чувствами и мыслями. После каждого полета необходим отдых, но какой может быть отдых, когда перед глазами стоит многострадальный и героический Ленинград.

Гитлеровцы всячески пытались уничтожить город Ленина. Они обстреливали его из дальнобойных орудий, бомбили с воздуха, все сильнее и сильнее стягивали петлю блокады. Фашисты надеялись задушить город голодом, но все их попытки были тщетны. Город — обескровленный, но не сдавшийся — жил и сражался. Это был уже не просто город, а город-фронт, и помощь ему шла отовсюду.

Однажды Нельсон вместе с товарищами шел на задание. Внизу раскинулись проспекты и улицы великого города.

Да, Ленинград не был похож на столицу Армении с ее ослепительным солнцем и глубокими фиолетовыми тенями. Величественный и прекрасный, проплывал он сейчас под Степаняном сквозь клочья тумана. Решительная суровость его опустевших проспектов заставляла сердце Нельсона сжиматься.

Вот купол Исакия, вот простор Марсова поля. Не верилось, не хотелось верить, что враг может стоять на самых подступах к городу, может с холодной жестокостью посылать снаряд за снарядом в жилые кварталы. Мысль была чудовищной, противоестественной, но он, Нельсон Степанян, знал, что от нее не уйти, ибо линия фронта, не раз встречавшая его яростным зенитным огнем фашистских батарей, была ему слишком хорошо знакома. Порой он испытывал физически нестерпимую ненависть к этой линии, гигантским удавом опоясавшей город; он видел ее во сне, эту линию, очерченную вспышками артиллерийских залпов. Теперь он летел к ней, к этой линии…

Облака, низкие, рваные облака нависли над заливом. Только опытный летчик, уверенный в своем мастерстве, мог рискнуть продолжать полет. Тяжело ощущая каждый метр всем телом, как будто бы не мотор, а он сам поднимал самолет, Степанян набрал высоту до пятисот метров. Его машина шла рядом с машиной командира. Незаметно для врага все соединение достигло намеченной цели, и огненный шквал обрушился на противника. Беспорядочный огонь растерявшегося врага не мог остановить штурмовиков. «Уничтожены огромные скопления живых сил врага» — было написано позже в донесении. Сотни гитлеровцев сменили временный адрес своей полевой почты на постоянную прописку в ленинградской земле. Но что это? Нельсон вдруг увидел, как уцелевшая вражеская батарея поливает свинцом машину командира.

Не задумываясь Степанян бросил свой самолет вверх, в облака. Пике. Метко сброшенные бомбы точно накрывают цель. Огромное пламя, кажется, достает до неба, и гулкий взрыв оглушает. Вместе с батареей Нельсон Степанян уничтожил и склад горючего…

Такие дни были не редкостью у штурмовиков. Летчики работали добросовестно, и лучшей наградой для них была благодарность земли. Что могло быть приятней для воздушных бойцов?

11

Степанян воевал дерзко. По его определению, дерзость эта складывалась из трех частей: точность, опыт и ненависть. Ненависть к врагу. Дерзкий летчик стал известен всей Балтике. На его текущем счету было уже немало уничтоженных самолетов. Нельсон как-то уж очень ловко умел привлекать к себе внимание противника, заставлял его демаскироваться. Много огневых точек было уничтожено отважным летчиком.

— Когда я летаю, то выманиваю немцев шоколадом, — шутил он. — Я им покажу кусочек, а они за мной летят. Вот тут-то я их и угощаю. Даю им попробовать сладкого.

Надолго запоминали фашисты такое угощение. По особенно стал известен Степанян после одного задания.

…Он летел к линии фронта. Обычно он пересекал ее, прорывая зенитный заслон, но сегодня у него совсем другое задание. Он должен пролететь не сквозь нее, а вдоль, над нею, чтобы вызвать на себя весь ее огонь и точно засечь вражеские батареи.