Буревестник

Степанян мысленно перенесся в Баку, когда он, совсем еще молоденький парнишка, далеко заплыл на лодке в море. Море было таким спокойным к ласковым, что казалось — иным оно быть не может. Нельсон уходил все дальше и дальше. Неожиданно, как что всегда бывает, погода переменилась. Как будто кто-то разбудил могучую стихию и она стала потягиваться и разминаться после сна, стараясь стряхнуть с себя лень и безмятежность. Поднявшиеся волны безжалостно кидали лодку, и Нельсону стоило большого труда держать курс к берегу. Только его упрямство и желание во что бы то ни стало выжить и дойти помогли ему. Когда он подходил к берегу, навстречу ему бежали взволнованные друзья…

Степанян оторвался от своих мыслей.

— Я же говорил, что хорошая погодка, — сказал он подбежавшим техникам. — Только в нее и летать…

— В такую погодку летают только одни буревестники. — сказал кто-то.

С тех пор и стали звать Нельсона Степаняна Буревестником, так и стало это его вторым гордым именем…

…После полета надо обязательно отдохнуть, собраться с мыслями, просто посидеть и помолчать. В памяти Нельсона с фотографической точностью снова возникает поднявшаяся к небу гигантская волна и вставший на дыбы вражеский транспорт. Такое никогда не забудешь! А потом возвращение в белом как молоко тумане, когда твой главный помощник — какое-то шестое или даже седьмое чувство…

Обо всем этом он когда-нибудь расскажет сыну, а тот, широко раскрыв темные, как у отца, глаза, будет не перебивая слушать. Но это наступит еще не скоро, когда кончится война, а сейчас поговорить со своими можно только в письме, да и то в коротком — на длинное нет времени, да и вряд ли нужно зря волновать родных описанием такого полета: им и так трудно.

И летит в Ташкент, где в это время находилась семья Степаняна, очередное лаконичное письмо с вопросами о сыне, о жизни в тылу, о себе там написано немного: «Здоров, воюю нормально».

Почему скромность украшает героев? Возможно, она свидетельствует о каком-то потаенном запасе неизрасходованных душевных сил, отсутствующих у человека беззастенчивого? Возможно, она нужна окружающим героя людям, чтобы обеспечить доступ к его сердцу? Возможно. Достоверно же известно только, что Нельсон Степанян обладал ею в полной мере. Прежде чем застыть в бронзе и граните, он выковал в себе характер Человека с большой буквы. Героизм — это не причина, а следствие высокой морали коммуниста. Нельсон Степанян был коммунистом.

13

Степанян «воюет нормально», именно так, как надо воевать: яростно и безжалостно, но спокойно. А Степаняну трудно было быть спокойным: сама его энергичная натура требовала быстрых решений. Но Нельсон сдерживался, он знал, что в бою спокойствие и выдержка — важное оружие. Глядя на Нельсона, всегда можно было узнать, что он недавно вернулся с боя: сильнее становился акцент, голос звучал громче, походка — энергичнее и быстрее. Он с увлечением рассказывал товарищам о прошедшем бое, хвалил кого-то, кого-то ругал…

Все знали, когда Степанян возвращался с задания, он всегда собирал свое звено и только после этого возвращался обратно.

Боевые ордена украшают грудь отважного летчика: орден Красного Знамени и орден Ленина свидетельствуют о его боевом мастерстве. О его делах появляются лаконичные заметки и газетах. Вот что мы читаем в «Правде» от 17/VIII 1942 года.

«Группа самолетов, ведомая капитаном т. Степаняном, обнаружила три транспорта противника. Несмотря на грозовую облачность и плохую видимость, летчики атаковали врага. На транспорте, груженном боеприпасами, водоизмещением в 3 тысячи тонн, произошел сильный взрыв. Транспорт затонул».

А было это так.

…Обыкновенный августовский день на Балтике. Серый, туманный. Море тоже какое-то недовольное: шумит, бросает белые грязные лохмотья пены на берег. И как всегда, ветер. Степанян ведет свою машину над Финским заливом, привычно внимательно приглядываясь к темной поверхности воды. Только очень опытный летчик может обнаружить цель в такой обстановке. Вдруг Нельсон заметил вражескую шлюпку. Конечно, это не цель, достойная штурмовика, но трудно удержаться от искушения отправить на тот свет хотя бы нескольких гитлеровцев.

Через несколько секунд все кончено. Уже ничто не нарушало темной глади залива.

Вернувшись на свой аэродром, Нельсон рассказал товарищам о своем трофее.

В ответ послышался общий смех. Действительно, штурмовой удар по такому объекту! Кровь бросилась в лицо Степаняну (он не переносил насмешек). Он и сам, конечно, знал, что это не цель, которой стоит гордиться, но он привык говорить все, не думая о производимом впечатлении. Да, так оно и было — потопил шлюпку!

— Товарищ командир, прошу разрешения на свободную охоту. — обратился он к командиру части.

Тот разрешил. И вот снова летит Нельсон над заливом, пристально всматриваясь в даль.