Буревестник (СИ)

  - Ничего, - говорю, - здесь ты в полной безопасности.

  Самому мне, между прочим, не засыпалось долго, всё мерещился над крышей рёв бомбардировщика...

  Взялся опять за Дориана. Оказывается, он хорошо играет на пианине. Ну, что ж, молодец. Одобряю...

  Настала среда - день, когда я должен забрать у некой Нэнси имущество Мэриан. Во время завтрака мне были даны более точные инструкции насчёт времени и места.

  - "Доктора Нета" досмотреть? - спрашиваю.

  - Нет, не надо, лучше знаешь что...

  У меня от такой увертюры уже начинают мурашки по спине бегать. А она показывает какой-то мятый билет на странной бумаге, толстой, рыхлой, волокнистой; написано два слова: "Мэриан Райс" и числа: 29.12.19.00.

  - Вот, - говорит, - самое ценное, что у меня есть. За это я отдала деньги, что копила на новую куртку. Ты - славный малый, тебе можно доверять... Это - пропуск на показ нелегального, запрещённого кино. Их устраивает в Льюисе один крутой чувак. Сегодня фильм с Марлоном Брандо! Я от него фанатею! Сходи вместо меня ты, только запомни всё в точности - потом расскажешь.

  Этот клочок макулатуры стоит, как зимняя куртка!? Запрещённое кино... Никогда не видывал... А почему бы нет? Разве я не порвал я законом уже три месяца назад?

  Прощаясь, я дал её несколько заданий: 1) составить список всех ранее прочитанных книг; 2) читать Барбару Картленд; 3) начать вести дневник.

  В час пополудни я простучал в дверь косметического салона, на крыльцо выпорхнула рыжая, конопатая и кривоногая вертушка с ветхим чемоданом.

  - Ты - Фердинанд?

  - Я.

  Я прятал нос в поднятый воротник пальто и поправлял солнечные очки.

  - Классный прикид. Привет Мэриан.

  Вручила и шмыгнула обратно за дверь.

  Поехал домой, прибыл, захожу в подвал:

  - Ну, красавица, как успехи? Читать начала?

  - Нет. Дневник писала.

  - Покажи.

  Суёт мне блокнот с половиной выдранных листов.

  - И где?

  - Да как-то не пошло...

  Лезу в мусорную корзину, достаю скомканные бумажки, разглаживаю на коленке один за другим, читаю и диву даюсь:

  На первом: "Севодня я"

  На втором: "Вчерась под вечер"

  На третьем: "Мне теперече"

  На четвёртом: "Никогда не думала"

  На пятом: "Здрасьте-пожалуста"

  На шестом: "Ну приплыли"

  На седьмом "Такое дело".

  - Это, - спрашиваю, - всё?

  - Нет. Я тут решила родичам письмишко настрочить. Вот.

  Ага, очередной эпистолярный опус:

  "Превет, семья! С прашедшым вас Рождеством! У миня всё нармально. А у вас? Цалую. Ваша Мериан"

  - Очень, - говорю, - лаконично.

  - Отправишь?

  - Когда Барбара будет прочитана от корки до корки.

  - О`кей. Пообедаем?

  - Вот заладила! Хватит жить от перекуса к перекусу! У тебя должны появиться эти самые духовные запросы.

  - Я каждый день молюсь.

  - Духовные - в смысле умственные. Новые знания, мысли всякие, понимаешь, бестолочь?

  - Да ты не кипятись так.

  - Я и не кипятюсь! ....... Ладно уж, пошли пожуём.

  Точа карпаччо из говядины, она болтала всё про то, как влюбилась в этого своего Марлина, как носила у самого сердца под школьной формой его фотокарточку и даже подралась из-за него с одной восьмиклассницей.

  Я почти не слушал, открыл Дориана и только клал в рот куски то хлеба, то сыра, то ещё не знаю чего. Я уже понял, что эта книжка будет мне глубже всех пропастей под рожью, но, только перелопатив её, я пойму, что произошло со мной и Мирандой.

  Бэз малюет, Гарри чешет языком, как надо жить, а Дориан - о, Боже, пусть он всё-таки окажется девушкой! - стоит, позирует, бедняга, уши развеся.

  - Эй, Ферди, - меня треплют за плечо, - Я помыла посуду, а ножики наточить бы надо.

  - Что?

  На столе были ножи!?... Да ну и пусть...

  - Я говорю, пять часов уже. На Марлона опоздаешь! Там всего один сеанс, и как врубят проектор, так двери на замок!

  А у меня в глазах рассекают голубые стрекозы на хрустально-целлофановых крыльях, и чудо красоты во фраке стоит перед объективом...

  Если бы я не гонял до Льюиса и обратно чуть не ежедневно уж сто дней как, я бы заблудился или угодил в аварию, а так у меня появилось звериное чувство дороги - конское или собачье, или, говорят, ещё слоны мастера запоминать маршруты...

  Вот я паркуюсь у дома на окраине. Темно, хоть глаз коли, только над входом фонарик маячит, стоит женщина и проверяет билеты, как в обычном кинотеаторе, только она на них не смотрит, а щупает и нюхает. Ёжкин кот! Да она слепая! А собой ничего. Брюнетка.

  - Проходи, - говорит мне.

  Зал в подвале, похожем на мой собственный, только просторней. Сидения, какие попало: стулья с разной обивкой в середине, спереди скамейки невысокие, а сзади такие длинноногие тубареты, как у барных стоек бывают. Я пристроился с краю в плетёное кресло - его, думаю, из летнего кафе стащили. Жду. А по залу ходит верзила и всем в лица смотрит, лыбится, кивает, а меня как увидел, так насупился и кричит в темноту:

  - Дин, тут какой-то левый жлоб нарисовался! Глянь своим глазом, - и лапу мне на плечо ложит.

  А я не треплю, чтоб меня трогали. Вскакиваю - лучше бы, дурак, сидел: сразу трое вцепились.

  - Я, - заявляю со всех гланд, - грожусь, что я левый! В наше время сейчас только левые и правы!

  - Продолжай, сынок, - говорит тот, которого покликал контролёр.