Буревестники

После случая с проституткой, оказавшейся сестрой Пайкова, взаимная неприязнь у двух матросов прошла, но друзьями они не стали. И вот сейчас выяснилось, что они единомышленники, а это значило многое. Яков и Иван широко улыбнулись друг другу и скрепили союз крепким рукопожатием. Говорить красиво они не умели, да это и вряд ли было нужно.

— Вот, — сказал Пайков, протягивая Рублёву густо исписанный листок. — Товарищ Надя велела тебе передать. Сказала, что всё бросить, а это печатать срочно.

— Сделаем!

Из листовки Владивостокской военной организации эсеров-максималистов (октябрь 1907 года).

«Товарищи солдаты и матросы!.. Призываем вас требовать отмены суда над минёрами и возвращения преданных суду в ряды товарищей, дружно и смело готовиться дать отпор палачам… Да здравствует вооружённое восстание!»

6

Первые несколько дней, что минули после событий в общей столовой, Григорий Воложанин ждал ареста. Дверной звонок, дёргаемый нетерпеливой рукой, громкие голоса в прихожей заставляли студента вздрагивать и бледнеть. Но ни за что бы он не признался, что боится, уверял себя, что это только волнение, вполне естественное в подобных обстоятельствах. О, он достойно встретит жандармов, когда они придут за ним! Он будет стоять посреди комнаты со скрещёнными на груди руками и с презрительной улыбкой смотреть на толстых и сопящих жандармов (почему-то они виделись ему обязательно толстыми и сопящими). Они будут обыскивать дом, рыться в его вещах и книгах, и, предвидя это, Григорий уничтожил некоторые брошюры, партийные документы, а заодно и письма от знакомых гимназисток, чтобы не глумились над ними тупые и бездушные полицейские чиновники.

Он, конечно, нисколечко не боится наказания, но всё же ему небезразлично, каким оно будет. Скорее всего, сошлют на каторгу, возможно, как и декабристов, «во глубину сибирских руд». Пылкое воображение рисовало ему картину приезда в Сибирь новоявленной Марии Волконской – Марины Штерн и то, как она будет целовать кандалы на его руках и плакать. А он с белым, как плат, одухотворённым лицом, обрамлённым кудрями, в развевающихся лохмотьях (почему развевающихся, он не смог бы объяснить) будет утешать её и уговаривать уехать обратно, постараться забыть о нём и найти свое счастье. Она, конечно, с негодованием отвергнет это предложение, а потом… а потом…

Минула неделя, за Григорием не пришли, и он мало-помалу успокоился, стал ходить в институт на лекции – после 5 октября он сказался больным, – но справки об оставшихся на свободе участниках собрания, в том числе о брате, не решался наводить. Лишь раз он пришёл в поенный порт, издали посмотрел на миноносец «Скорый», пришвартованный кормой к стенке, но подойти к трапу и спросить матроса Рублёва не отважился. «Не исключено, что за мной следят», — думал он.

Он решил выждать ещё какое-то время, а потом начать действовать. «Совершенно очевидно, что восстание 21-го не состоится, — рассуждал Григорий, — поскольку ядро организации разгромлено, Александр и Надя арестованы. Придется начинать всё сначала: налаживать связи, организовывать новые явки, добывать оружие…»

Но вот 15 октября вечером на квартиру Воложаниных пришёл незнакомый человек с бородой и в зелёных очках. В доме он говорить не стал, а вызвав Григория во двор, передал ему приказ Александра прибыть завтра в четыре часа пополуночи в Гнилой Угол, на берег бухты и ждать возле лесного склада.

— Как, Александр на свободе? — изумился Воложанин. — А товарищ Надя? Тоже? Но ведь тогда в столовой…

— Им удалось уйти, — лаконично ответил незнакомец, который явно торопился. — Итак, вы всё поняли?

— Да. То есть нет… А зачем… в Гнилой Угол?

— Пойдём освобождать минёров.

— Значит, всё-таки восстание?! — воскликнул Григорий.

— Тихо, товарищ студент! — холодно сказал бородач.

— Простите…

Возбуждённый Григорий вернулся в дом, сбросил в прихожей шинель, которую надевал внакидку, прошёл к себе. Взглянул на часы: рано, восемь часов. Попробовал читать, но очень скоро поймал себя на том, что один и тот же абзац перечитывает третий раз и не может понять, о чём там речь. Отшвырнул книжку, достал с самой верхней полки шкафа другую – толстенный том «Мира приключений». Открыл и из тщательно вырезанного в книжном блоке гнезда извлек небольшой блестящий браунинг. Юноша взвесил его на ладони, ощущая приятную тяжесть и холод металла, и сунул в карман тужурки. Вот и всё, можно идти. На место сбора было по-прежнему рано, но ему предстояло по дороге нанести один визит.

Григорий нерешительно потоптался у двери в материн кабинет. Оттуда доносилось неясное бормотание: мать не то молилась, не то разговаривала сама с собой. Махнув рукой, он направился в прихожую.

Воложанин летел по Светланской, забыв о том, что идти далеко, и можно было бы взять извозчика. Но о том ли ещё забудешь, когда уже скоро, через несколько часов ты уйдёшь в бой, а сейчас, через несколько минут увидишься – может, последний раз в жизни! – с любимой женщиной!