Бургомистр города Верне

— Да, звал, госпожа Яннеке.

Она поднялась со вздохом, поскольку была необъятна, а в руках держала теперь вязанье из бледно-розовой шерсти, которое лежало до того у нее на коленях.

— Сможете пожарить мне котлету, если это не кончится через полчаса?

— Конечно, господин Йос. Даже с картошкой, если будет угодно. Сейчас же иду на кухню.

Башенные часы прямо против него показывали пять. Он прикинул: с девяти утра… В общем, восемь часов.

— Истомились, господин Йос?

Он уже знал, что сейчас она усядется напротив него. На это ей требовалось время. Ее место было у печки, рядом с плетеным креслом, которым пользовался только он. Но как только появлялся клиент, начиналась одна и та же комедия. Яннеке поднималась и стоя, с добродушным видом, перекидывалась с посетителем несколькими словами. Иногда продолжала при этом вязать. Если клиент был ей незнаком, она справлялась, из Остенде ли он, первый ли раз в городе, удачно ли доехал, — и все это с такой теплой заинтересованностью, как будто перед нею ее близкий родственник.

Посетитель даже не замечал, когда, собственно, она успела осторожно уклониться от темы или сократить разговор и опуститься на стул краешком толстого зада. Чтобы отвлечь внимание, она считала петли, придумывала какую-нибудь фразу, благожелательно улыбалась.

— Недурное пиво, правда?

Вопросом «правда?» Манола перемежала все, что бы ни говорила.

Она хотела ладить со всеми.

— Ну что тут удивительного, правда, господин Йос? Я знавала одну женщину, дочь молочницы, у которой схватки длились два дня. Тем не менее мальчик у нее родился такой же хорошенький, как у других. Это ведь дело случая, правда?

Шел апрель. Дни удлинились, и закатное солнце золотило видневшиеся в раме окна порт и морской вокзал, застывший, как на почтовой открытке, носильщиков в голубом, которые высматривали пассажиров, и желтые или красные трамваи, которые проходили мимо, громко скрипя тормозами на поворотах улиц.

Терлинк раскурил новую сигару и, хотя перед ним все время маячили уличные часы, взглянул на свои ручные.

Правда, та правда, в которую не поверили бы в Верне, заключалась в том, что он впервые заговорил с обеими девушками всего неделю назад.

Это не мешало завсегдатаям «Старой каланчи» изображать на лице лукавство, как только кто-нибудь по той или иной причине произносил слово «Остенде». Они то пялились на Терлинка, то отводили глаза, но за всем этим скрывалось одно. И зрелые, даже пожилые мужчины вели себя как мальчишки, которых возбуждает любой намек на сексуальную тему, а Йорис, не моргнув глазом, спокойно, без всякого презрения, продолжал курить.

Так же держались все, вплоть до его жены, принимавшейся вздыхать, когда он возвращался домой, и ему достаточно было взглянуть на Марию, хлопотавшую за дверями кухни, чтобы догадаться, что минутой раньше разговор шел о нем. О нем, уехавшем в Остенде! О нем, ставшем своего рода злодеем, чудовищем с постыдными страстями!

Если бы обе еще и видели его! Он оставлял свою машину на другом конце набережной, где движение было односторонним, и, пересекая проезжую часть, украдкой бросал взгляд на окна.

Как нарочно, дело осложнилось одним обстоятельством: с января дожди почти прекратились.

В Остенде стояло ведро. Каждый раз, когда Терлинк наезжал туда, погода была ясная, а небо настолько перламутровое, что верилось в подлинность пейзажей, которыми разукрашены продаваемые на молу раковины.

Почему сам факт приезда в Остенде стал для Йориса источником удовольствия и облегчения? Справа от него с рыбачьих баркасов сгружали рыбу. Напротив, между двумя кафе, высился большой дом белого цвета. На первом этаже торговали канатами и прочей моряцкой снастью, так что прохожим на тротуаре бил в нос запах смолы.

Слева от магазина находилась дверь, ведущая в жилую часть дома. Она всегда была приоткрыта, позволяя увидеть коридор, выкрашенный под красноватый мрамор.

Терлинк знал, как выглядят комнаты второго этажа: он видел их утром во время уборки, когда матрасы и постельное белье проветривались на подоконниках.

Одна комната, та, где жила Лина, была очень большая. Очень большая и очень светлая, в три окна. Мебель выглядела чуточку старомодной, но старомодность ее была не такой унылой, как в Верне, а даже кокетливой: ткани в цветочек, оборочки на занавесях, муслин, очаровательные безделушки.

— Добрый день, господин Йос!

Он, словно вставляясь в раму, садился на свое место, и Яннеке подавала ему стакан пива.

Она, без сомнения, догадалась, почему он появлялся в определенное время и почему вставал, как только известная особа проходила по тротуару, но заговорили они об этом очень не скоро.

Манола часто заходила за подругой. Она шла, раскачиваясь, взвихряя воздух своими мехами, которые развевались на ней, распространяя вокруг запах рисовой пудры. Потом обе направлялись на дамбу, где прогуливались, рассказывая друг другу разные истории и оглядываясь на мужчин.