Буря

— То было в дни печальные
Разлук и расставаний,
И холмы — холмы дальние,
Наполнились дымами сожженных уж мечтаний

Заря огней, пожарищ,

И треск огня вдали,
И мертвый твой товарищ,
Лежит в крови, в пыли.

И юноша, и девушка,

Обнявшись там стоят,
Шумит в дыму там ветошка,
Слова — слова прощания стремительно летят.

«О, милый, — в бой уходишь,

Как орки там летят!
Ты жизнь мою уводишь —
Мне крики эти дальние о смерти говорят!»

«О, не печалься, милая:

Ведь ты в себе уносишь,
В себе, цветок, родимая,
Его ведь ты не бросишь.

Не знаю: мальчик, девочка,

Но, все же — часть меня,
И как со древа веточка,
Расти цветок тот будет, тебя, любовь, любя.

А я уйду на плаху,

Уйду на смертный бой,
И память — сердцу птаху,
Возьму туда с собой.

И в грохоте сраженья,

Я буду помнить: Ты,
С рыдающим моленьем,
Уж сядешь на прекрасные, волшебные цветы.

Прощай!.. Хотя… ты в сердце,

Навек — всегда со мной,
Стоишь в хрустальной дверце,
В тревожном этом небе, над скорбной головой…»

Возможно, Лэния пропела бы еще много строк, но не суждено было: к совершенной для нее неожиданности, откуда-то снизу раздался оглушительно громкий, зовущий голос:

— Сойди! Сойди!! Сойди!!!.. — кричащий надрывался из всех, и все повторял это: «Сойди!» — хотя голос его уже сорвался, и он довольно сильно хрипел.

Лэния взглянула вниз, и увидела, что под стенами, на прилегающему к ним цветочному полю стоят две фигурки — и одна из них машет руками. Лэния сразу понял, что это люди, а людей то в Эрегионе не так часто видели. Каким-то образом, и на таком расстоянии вопящий разглядел, что Лэния смотрит на него, и тогда бросился прямо под стены — попытался карабкаться по их гладкой поверхности, и, конечно же — ничего ему не удалось. Он метался там, и все хрипел: «Сойди! Сойди!!..». Лэнии стало не по себе, ибо никогда еще не доводилось ей встречаться с чем-то таким надрывным. И она обернулась к Беле, провела по ней, напрягшейся, плотно ей в плечо вцепившейся ладонью, молвила:

— Ну, ничего, ничего — все будет хорошо…

И не замечала дева, что с юго-восточной стороны стремительно приближалась некая темная тень, затем — она услышала звук подобный хлопанью крыльев, резко обернулась, вскрикнула… так ничего и не успела разглядеть девушка: тень эта уже налетела, повалила ее с ног… Она тут же вскочила на ноги, и увидела, что Бела ее кружится в воздухе, в некоем подобие темных, стремительных крыльев; затем — полетела вниз.

— Нет! Нет! Нет! — с болью выкрикнула девушка. — Уж лучше бы меня сбросил!..

Она даже и не посмела вниз взглянуть, боялась увидеть там мертвую свою подругу. А, ведь, Бела действительно была ее лучшей подругой, и многие, воспоминанья детства были связаны с нею — для Лэнии потерять ее было все одно что потерять сестру любимую; и вот она, вся в слезах, бросилась вниз по лестнице. Теперь она не думала об опасности — главенствующим было чувство боли, и встань пред нею сам Барлог, она бы не испугалась, сцепилась бы с ним, лишь бы только узнать, про сестричку свою.

И вот лестница осталась позади: она побежала вдоль стены, но не к воротам (до которых было с полверсты), не за подмогой, а к одному из потайных ходов. Этот ход начинался в маленьком овражке, на дне которого вел неспешную, задумчивую беседу ручеек, и дальше — проходя через толщи земли, пробираясь под стеною, он высокими ступенями уходил вверх, и упирался в камень, который отодвигался ежели только было произнесено определенное слово. И вот слов было произнесено, камень плавно откинулся, а она уже бежала среди трав, и не видела вовсе этих трав, но только сестричку свою повсюду высматривала — вот она прыгнула к ней, целая и невредимая, быстро запищала что-то на ухо.