Буря

Она собрала еще хвороста, подкормила пламень, и он разросся достаточно, чтобы высветить еще несколько ближайших стволов, и там, в одном месте, она вздрогнула, так как увидела: стоял некто расплывчатый, высокий и темный, кажется, из глубин его исходил беспрерывный, мучительный стон. Даже ей, воительнице, стало не по себе, и она поспешила себя уверить: «Конечно же — это обман зрения; один из тех бессчетных, но ложных призраков, которые наполняют ночные леса» — но, проговаривая это, она чувствовала, что — это не просто бесплотное виденье, и стон этот жуткий был вполне отчетливым.

— Эй, кто ты? — окрикнула воительница, и не получила никакого ответа.

— Какого кличешь? — испуганным шепотом спрашивала Лэния, которая приподняла голову и оглядывалась.

И Аргония была рада, что рядом есть хоть кто-то, что можно поделиться своим страхом: перед лицом этого запредельного, она больше не была воительницей — просто девушкой:

— Вон видишь, там, между деревьев. Он стоит и смотрит на нас.

Она присела рядом с эльфийкой, и указывала на темный контур, который хоть и расплывался, был очень хорошо виден.

— Но я не вижу там ничего. — отвечала Лэния. — Там просто древесные стволы… А вообще — ты же знаешь, что мы, эльфы, чувствуем колдовство. Я чувствую — здесь… Да и не только я — любой, даже совсем к волшебству не относящийся, должен почувствовать, что здесь весь воздух какой-то жутью заполнен… Да — именно жутью, даже и не знаю, что это такое… мурашки у меня по коже; и мрак то какой — наши эльфийские глаза ночью так же хорошо, как и днем все видят; однако, здесь, дальше чем костер высвечивает — ничего не вижу. Вот ты за хворостом ходила, а я бы ни за что от костра не отошла! Смотри — и конь тоже к свету жмется…

Действительно — конь вплотную подошел к пламени; глаза его были выпучены — он дико вглядывался во мрак, дрожал, хрипел, нервно бил копытом.

— Что же делать? — приговаривала Аргония. — …Какое то проклятье нас настигло… Ничего не остается, как спать.

Она придвинулась к огню, и, согревшись в его теплых потоках, тотчас заснула. То, что ей привиделось той ночью достойно упоминанья:

* * *

Откуда было знать Аргонии, что маленькая, изящная пристройка ко дворцу в Горове (самая изящная постройка во всем этом суровом городе) — что эта постройка весьма напоминает пристройку во дворце, где жила Лэния? Откуда ей было знать, что, именно в этой пристройке, в чудесный, весенний день произошла первая встреча Лэнии и Белы?

Никогда не была она в Эрегионе, однако, привиделись ей чудесные, пышные эльфийские сады, которые сияли широкими своими кронами за распахнутыми окнами. Могучие потоки солнечного света спокойно наполняли воздух; а многочисленные тени радовали, нежным своим переплетеньем взор. Какой сильный был птичий хор! Никогда прежде не доводилось слышать Аргонии такого красивого, сильного созвучия… Хотя, теперь то она вспоминала, когда-то давно, в детстве…

Она подошла, а, точнее — порхнула к распахнутому настежь окну, и увидела, что, там есть что-то от знакомого Горова, но все переплетено с Эрегионом (она знала, что — это Эрегион, и он был для нее столь же знаком, как у улицы Горова). Но никогда прежде не видела она, чтобы суровый северный град был таким прекрасным: на его истинных улицах холод с болью обвенчались; здесь же — весна с птичьим пеньем. Выступали, увитые зеленью дома, но они казались совсем незначимыми, перед всей остальной пышностью.

Еще одно движенье, и вот уже она стоит на мягкой траве, чувствует тепло, которое, исходя от нее, поднимается вверх, по телу. Прошло еще несколько шагов, увидела широкий, большой склон, весь живущий в травах, и цветах, весь благоуханно дышащий, плавно уходящей к широкой реке, по брегам которой росли яблони, кажущиеся совсем маленькими с такой высоты.

Аргония все любовалась, любовалась: нет — право, и вовсе не могла налюбоваться, такая уж это была прекрасная картина. На том берегу увидела она движенье — едва приметная фигура толи пешего, толи всадника.

Тут услышала она крики — словно удар кнута стали терзать они воздух, оглянулась и увидела…

По живому ковру, среди бабочек двигалась процессия: во главе шли два могучих воина, во всем черном, и громко зачитывали что-то, с длинных свитков, за ними гнали (человека?) — нет — вовсе и не человека, хотя издали эту фигуру можно было принять и за человечью. Однако — это была белка, идущая на задних лапах, в рваной, но, все-таки, одежке — было, все-таки, что-то человеческое во всех чертах, но шерсть, но глаза — все было звериным; и, все-таки — взгляд был таким несчастным, что Аргония почувствовала сильную жалость; тем более, что белку подгоняли ударами плети, толкали, пинали. Из этих звериных глаз вырывались слезы, и они то были совсем как человечьи.

— Отпустите ее! — выкрикнула девушка, бросилась к белке на помощь.

Ее сильно оттолкнули, и, хоть она не почувствовала боли, но оказалась лежащей на траве, шагах в пяти от процессии.

— Эта белка — преступница! — кричал шедший впереди. — Она замышляла зло, супротив нашего государя, и ее ждет мучительная казнь!