Он выглядел так же, но немного по-другому, что было довольно удивительно. Будто смотришь на фотографии в старом мамином ежегоднике — тот же самый человек, но... нет. Она полагала, что он был привлекательным парнем с рыжевато-коричневыми волосами, которые еще не поседели, хотя несколько седых прядок все же закрались в его козлиную бородку. У него были глаза стального серого цвета, которые она унаследовала, но его же были глубоко посажены над выдающимися скулами. Одет он был в какую-то униформу: брюки цвета хаки и рубашку на пуговицах с заплатками на рукавах, на которых поочередно были надписи
— Полегче, — сказал он. — Дверь еще не высохла.
Она отдернула руку, хотя и не коснулась ничего, кроме дверной ручки внутри. Из-за свежего слоя краски дверь сверкала в утреннем свете. Он уже покрасил на три четверти, и она видела лишь край красной линии, нанесенной спреем у основания.
Бекка уставилась на дверь, будто могла каким-то образом прочитать написанное сквозь слой бежевой краски Дюрон.
Отец переложил кисть в левую руку и протянул ей правую.
— Билл Чендлер. Приятно познакомиться.
Бекка нахмурилась
— Забавно.
Он убрал руку, а потом жестом предложил ей выйти на крыльцо.
— Закрой ее, чтобы я мог закончить.
Ей очень хотелось закрыться изнутри. Но она осторожно из-за щепок вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Сейчас, стоя лицом к дому, она не видела граффити, за исключением полосы в нижней части двери.
Она понятия не имела, что сказать отцу, потому завела обычный разговор, будто видела его каждое утро.
— Мама сказала, что краска была разбрызгана по всему фасаду дома.
— Только на двери. Твоя мама склонна преувеличивать.
Это разозлило ее. Она выпрямилась.
— А тебе откуда знать?
Он кивнул, потом окунул кисть в банку с краской, стоящую у правого колена.
— Ты права. — Он помолчал и взглянул на нее. — Она была
Бекке не хотелось кивать в ответ. Но он был прав. Вместо этого она уставилась во двор.
Он провел линию на двери.
— Я оставлял тебе сообщение, чтобы ты мне перезвонила.
— Я не отвечаю на звонки совершенно незнакомых людей. Никогда не знаешь, что они могут продавать.
— Верно. Зачем рисковать, правда?
В его словах таилась обида, она была в этом уверена. Бекка нахмурилась.
— Чего ты хочешь?
— Прямо сейчас я хочу закончить красить дверь.
— Думаешь, несколько мазков краски на двери вернут тебе мамину благосклонность? Где ты вообще взял эту краску?
— В сарае твоей мамы. И я не имею ни малейшего понятия о ее благосклонности, милости или чем-то еще. Я просто подумал, что могу помочь, пока жду, когда ты проснешься.
— Зачем?
Он посмотрел на нее.
— Затем, что я твой отец, Бекка.
Она уставилась на него.
— Надо же, и ты говоришь это с таким невозмутимым видом.
Он снова посмотрел на дверь и наложил еще один слой краски.
— Можешь вести себя отталкивающе, если хочешь. Но я знаю, что ты любопытна.
Ей хотелось ударить его. Или пнуть; с угла было бы лучше.
— И что?
— Я тоже. У меня кое-какие дела в городе, поэтому я останусь здесь на некоторое время. — Он замолчал. — Я подумал, может, мы могли бы наверстать упущенное.
—
— Вовсе нет. Я расследую нарушения в области крабового промысла в Аннаполисе. Что может быть скучнее.
Она прислонилась к обшивке рядом с дверью и взглянула на улицу.
— Ты хочешь просто прийти сюда после стольких лет ничего неделания, за исключением случайных звонков, и вести себя так, будто мы вдруг можем стать...
— Бекка. — Он посмотрел на нее. — Я не хочу никак себя вести.
А потом у нее в голове пронеслось воспоминание. Ей, должно быть, было года четыре. Отец держал у себя какое-то животное, может, хорька или морскую свинку — в деталях воспоминание было смутным. Показать и рассказать? Она даже не могла вспомнить. Но помнила ощущение его рук поверх своих, помогающих удерживать животное, позволяя показывать его другим детям.
Господи, у нее сжалось горло.
Он по-прежнему смотрел на нее.
— Бекка?
— Сегодня я занята, — сказала она.
— Чем?
— Мне нужно сходить в торговый центр. У меня сломался сотовый, поэтому нужен новый.
Он уже снова смотрел на дверь, медленно крася ее. Дверь была зеленой, но ему, должно быть, не хватило краски. Теперь она будет бежевой, как и задняя дверь. Она смотрелась неестественно ярко на фоне коричневой обшивки.
— Ну, так почему бы тебе не пойти одеться? — Он взглянул на нее. — Может, я мог бы пойти с тобой. Мы могли бы пообедать вместе.
Она фыркнула.
— Ага. Ладно,
— Я уже поговорил с ней. — Когда Бекка не нашлась, что ответить на это, он взглянул на нее. — Я здесь уже около двух часов. Мы выпили кофе.
Бекка теребила края пижамы. И мама это одобрила?
— Я пошутила насчет телефона. У меня нет денег на новый. Еще.
— Я позабочусь об этом, — сказал он.