Буря

— Извини. Чтобы проанализировать всю последнюю информацию, мне пришлось взять еще два компьютера, которые я нашел в квартире. Жесткий диск оказался слишком мал и не хотел читать карту памяти, которую ты мне дал, поэтому я… как бы… сделал свой компьютер. — Адам ходил по комнате как никогда быстро и, собирая лишние детали, бросал их в кучу на полу.

Я внимательно присмотрелся к нему: темные волосы торчали в разные стороны, зрачки были расширены, как у наркомана, сидящего на кокаине, и он постоянно щелкал пальцами. Я лишь однажды видел Адама в таком состоянии — тогда он выпил шесть банок «Ред булл», и вел себя как ненормальный.

— Ты принимал что-то с кофеином?

Он показал мне кипу листов бумаги.

— Я записал несколько вопросов, которые хочу обсудить с тобой.

— Давай сначала поедим. Ты пил «Ред булл» или кофе? — Я подтолкнул его к двери. Адам не возражал, только прижимал записи к груди, очевидно, опасаясь, что я могу их отнять.

— Готов к первому вопросу из моего списка? — спросил он, усаживаясь за кухонный стол.

Я выложил из холодильника на стол несколько кусков индейки и буханку хлеба.

— Хорошо, но ты ешь, пока будешь говорить. Нужно чем-то разбавить кофеин.

Адам засунул в рот кусок хлеба и принялся торопливо жевать.

— Послушай… получается, что в две тысячи девятом году вам с Холли по девятнадцать лет и вы оба учитесь на первом курсе Нью-Йоркского университета?

— Нет, я на втором, а Холли — на первом.

— Холли в предпоследнем классе, — констатировал он и тут же покачал головой: — Сейчас она учится в предпоследнем классе, а та, другая, в колледже. Понятно. А как вы познакомились в марте две тысячи девятого? Мы ведь тогда заканчивали школу? Или выпустились досрочно?

— Нет, ничего такого не было. В марте мы начали проходить курс подготовки для работы в лагере — всего несколько занятий до начала лета.

— Послушай, друг, но ведь парень из колледжа не может встречаться с ученицей школы? Это своего рода табу. Постой… мне кажется, сейчас ты стремишься приблизительно к тому же… только в худшем варианте.

Я вздохнул, борясь с желанием вернуться в кровать. Для меня все это было очевидно.

— Никакого табу. Та Холли всего на четыре месяца младше меня. Она одна из самых старших в своем классе, а я один из самых младших. Вот и все. Неужели это так важно? Странно, что ты этого не знаешь. Как давно вы знакомы с Холли?

— Два года. И мой мозг работает настолько быстро, что я не запоминаю такие незначительные детали. Кроме того, она родилась в девяностом году, а я в девяносто первом, и это меня сбивает. Итак, ты ездишь отсюда в университет? А Холли живет в общежитии? В каком именно? Может быть, нам стоит пойти туда и осмотреться?

— Ты меня утомляешь, — заявил я. — Я тоже живу в общежитии, но в другом — не там, где Холли. В нашем корпусе студенты первого и второго курса живут вместе. И ты уже бывал в этой квартире раньше… то есть другой ты, из будущего. Сюда я перебираюсь летом и во время каникул. А Холли была и здесь, и в моей комнате в общежитии. Что-то еще? Хочешь, я назову тебе имена всех своих преподавателей? Или расскажу, какой дорогой ходил на занятия каждый день?

Адам надолго замолчал, глядя на лист бумаги, лежащий перед ним, а потом ответил:

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Следующий вопрос, — подсказал я, растирая виски.

— Скажи, что произойдет, если ты отправишься на полчаса назад, но пробудешь там тридцать одну минуту. Тогда формально ты окажешься…

— В будущем, — закончил я фразу за него. — Но я никогда не перемещался за пределы своей жизни.

Адам кивнул:

— Я так и понял. Но тебе придется возвращаться назад, если ты пробудешь в прошлом до того момента, из которого отправился в путешествие?

Так странно, что мне приходится объяснять Адаму всю эту ерунду.

— Извини, в дневнике записано не все, но мы с тобой уже проводили этот эксперимент. В этот момент я становлюсь самим собой. Не забывай, что в прошлом я чувствую себя не совсем обычно, — как будто я раздвоился во время перемещения. И тогда я кажусь себе легче и почти не ощущаю жару и холод. И что бы я ни делал во время этих прыжков, положение дел на основной базе не меняется.

— Ясно, — сказал Адам, запихивая в рот еще один кусок хлеба. — Во время твоих обычных прыжков ты попадаешь в теневое или… зеркальное время.

— Точно, это как многократно пересматривать один и тот же фильм в надежде, что в какой-то момент твой любимый герой сумеет избежать смерти. Или пытаться криком предупредить его, думая, что это что-то изменит, но все остается по-прежнему, — заключил я. — Но как, черт возьми, я все-таки оказался здесь, в две тысячи седьмом году? И у меня нет привычного ощущения легкости, я чувствую себя как обычно.

— И куда подевался тот, другой Джексон? — спросил Адам, качая головой, а потом посмотрел на меня безумным, одурманенным кофеином, взглядом. — У меня есть одна теория.

Я поставил локти на стол, стараясь сосредоточиться, хотя понимал, что это может быть выше моего понимания.

— Хорошо, я готов тебя выслушать.

— Что ж, во-первых, совершенно очевидно, что где бы ни была твоя база, там есть только один Джексон.