Буря

Все его тело покрывали многочисленные, глубокие раны, и выступавшая из них кровь, слабо светилась. Теперь смерть вкрадчиво зашептала у Вэллиата в голове: «Вот видишь — он уже совсем слаб, а пройдет еще немного времени, и он все равно умрет — так испей его крови, воскресни от нее!» Вэллиат вспомнил, как уже пил эльфийскую кровь — появилось омерзенье; однако — тут слабость передернула его тело, склонила голову, и он, на несколько мгновений вновь впал в забытье. Вот очнулся и обнаружил, что, вместе с эльфом, медленно оседает в грязь. Эльф держал его за плечи, но руки его слабели, уже соскальзывали, очи закрывались, и из под ресниц выходил лишь слабый проблеск света. Он еще шептал, но совсем тихо, побелевшие губы не шевелились: «…Вынеси меня отсюда, пожалуйста… К свету…» И вновь вкрадчивый голос: «Чего же ты медлишь? Ты же сам так жаждал жить недавно? Вот было сейчас забытье, и ты только чудом из него вырвался, но — это уже в последний раз. Представь: сейчас ты опустишься на колени, вновь это забытье придет и… Все — после этого уж не вырвешься, только мрак — гостем моим станешь…» — тогда Вэллиат вскрикнул от ужаса — от этого же крика еще многих сил лишился, вновь стал в забытье проваливаться, и тут, в отчаянном, стремительном порыве приник к шее эльфа, разодрал ее, и жадными глотками принялся поглощать кровь. Вскоре он почувствовал приток сил, и даже смог вскочить на ноги; однако — я не думаю, что это произошло из-за эльфийской крови, но скорее из-за того волшебства которое его все это время окружало, да и несло куда-то, в своем страстном порыве.

Голова его по прежнему кружилась, однако — теперь он вновь мог стремительно передвигаться, и вот бросился куда-то, сбил несколько фигур, и тут вновь зашептал в нем голос смерти: «Ты мало выпил крови — посмотри — она уже скоро вся изойдет!» Тут Вэллиат взглянул на свою грудь, и увидел эту страшную рану: раздробленные, ребра, вывороченные внутренности — из этого месива вытекала светящаяся эльфийская кровь — и, только он увидел это, как ноги его вновь стали слабеть, и вновь вкрадчивый голос зашептал: «Ты должен бороться за свою жизнь — вновь испить крови, а иначе, совсем скоро, вновь в забытье провалишься…», и больше этому голосу ничего не требовалось шептать — Вэллиат увидел перед собой эльфа, и на этот раз не столь сильно израненного, он, выставив перед собою клинок пятился, и вот Вэллиат налетел на него сзади — в припадке гнева, и на себе, и на все миро устройство требующее от него такого деяния, он перехватил его за шею, резким рывком свернул, и тут же сдавил зубами — почувствовал как рот наполнился этой раскаленной кровью, жадно, ради жизни своей сглотнул — тут же рот вновь наполнился, и вновь он сглотнул. Он поглощал кровь из этого эльфа до тех пор, пока она не перестала бить, и, хотя он испытывал страшное омерзение — хотел напиться так, чтобы потом вновь это не пришлось совершать…

К концу он, правда, уже и не испытывал омерзения — просто совесть его не могла выдерживать такого насилия; и вот он как-то убедил себя, что в этом совсем и нет ничего плохого — он привык. А потому, когда вскоре после того, как он оставил это тело, он и на следующего эльфа налетел, и вновь голос потребовал, чтобы он, ради жизни своей, пил его кровь — Вэллиат не противился — и на этого налетел, и этому шею свернул, и его кровь стал заглатывать. Раскаленная кровь клокотала в нем, сознание мутилось, хотелось со всех ног нестись куда-то, и что-то разрушать — он уже не мог связать своих мыслей, тем более и голосу этому вкрадчивому противится не мог: «Нельзя долго пить кровь одного — ведь она остывает — достаточно лишь первых нескольких глотков — сделал их, и тут же перебегай к другому!» — так и делал Вэллиат. Темное волшебство по прежнему окружало его, наделяло некой небывалой силой, а потому эльфы и израненный, и здоровые с которыми он сталкивался, не могли оказать ему никакого сопротивления. Он всем им раздирал глотки, делал несколько судорожных глотков, и тут же продолжал свой бег. Он, впрочем, где-то в глубине сознания, еще надеялся, что вскоре все это прекратится, и он, излеченный, вырвется к свету. Он даже и голоса не слышал, а тот шептал тихо, но со злобою, с болью: «Вот такие вы — ничтожества! Так легко вас довести до состояния животного, когда вы, чтобы шкуру свою спасти, на любое преступление готовы…»

* * *

Как только захлестнула их тьма, Аргония сильнее обняла Альфонсо за плечи; затем, повела руками, обвилась за его шею, и крепко-крепко прижалась к нему. При этом шептала:

— Ну, вот и все — теперь то ни за что — слышишь ты — ни за что тебя не оставлю!.. Вот будешь ты от меня вырываться — все равно не оставлю! Будешь кричать, что счастье твое не со мною, но не оставлю тебя, в этом мраке!.. Потому что — слышишь ты?! — Нет тебе здесь без меня счастья! Нечего тебе искать — мы же любим друг друга, и чего же боле?!..