Буря дракона

Глаза Марины метнулись к ее брату, который выкручивал себе руки, как будто не знал, что с ними делать.

— Что произойдет с ним?

— Как только Дом Рун будет разрушен, мы выпустим его под опеку Дома Вермиллион, который будет присматривать за его долгим путем к интеграции в цивилизованное вампирское сообщество.

— Сколько ему потребуется времени, чтобы искупить свою вину? Когда снимут черную метку с его имени?

— Это зависит от него — и от его нового вампирского дома. Дом Вермиллион довольно искусен в перевоспитании мятежных вампиров. Их средний срок — всего около пятидесяти лет.

— Пятьдесят лет? — изумленное аханье пробило воспитанный фасад Марины. — Этот позор останется на нашей семье на пятьдесят лет?

Среди сверхъестественных существ вся семья носила на себе любое бесчестье, навлеченное ее членами. Для ведьм это бесчестье распространялось на весь ковен. Остальные ковены Нью-Йорка станут сторониться Кейнов. Их союзы разрушатся, их богатство и влияние сократится. Пятьдесят лет — долгий срок, чтобы носить такую черную метку. Маловероятно, что ковен Кейн восстановится после такого.

Вампир нахмурился. Он явно не продумал этот момент. Когда имеешь дело с Легионом Ангелов, надо быть очень, очень осторожным. Предав Чарльза Руна, он освободил себя и сестру от Нектара, который убивал половину людей, но не освободил их от бесчестья своих былых преступлений.

— Это клеймо будет снято, как только изменение вашего брата завершится, — сказала майор Сингх Марине. — Если он сумеет измениться. Как я говорила ранее, Дом Вермиллион весьма искусен в исправлении мятежных вампиров. Но даже они не каждый раз добиваются успехов. Одну треть их кандидатов на исправление приходится устранять. Не всех можно изменить, так что их процент успеха весьма примечателен. Самый высокий в мире.

— Так вы говорите, что все в моей семье и ковене будут половину столетия жить с черной меткой.

— Да, все ныне живущие и те, что родятся в грядущие годы, — добавила майор Сингх с подозрительной услужливостью.

— И в любом случае только две трети вероятности, что он выживет и будет прощен. Так что мой ковен может вечно жить с этой меткой.

— Да.

Морщинка беспокойства исказила нежную гладкую кожу между бровями Марины.

— Лучше всего не волноваться о вещах, которые вы не можете изменить, — сказала майор Сингх, поворачиваясь к своему коллеге.

— Что, если я могу, — сказала Марина, и майор повернулась, глядя ей в глаза. — Изменить это.

— Вы можете подать в Легион петицию о помиловании, — сказала майор Сингх.

Губы Марины изогнулись в слабой улыбке. Ее не было здесь ранее, чтобы слышать монолог майора Сингх о милосердии, но все знали о репутации Легиона как беспощадных исполнителей божьей воли.

— Боги вознаграждают великие деяния героизма и набожности, — сказала ей майор.

Некоторым Пилигримам, голосам божьих поучений, даровали бессмертие в обмен на деяния необыкновенной набожности. Солдатам Легиона, рукам божьей воли, даровалась магия и благосклонность за их поступки храбрости и самопожертвования.

— О боги, — ахнула Айви, придя к тому же выводу, что и я только что: майор Сингх была в равной степени умна и безжалостна. У этого допроса существовал только один возможный исход. Это все была игра — игра, спланированная закончиться именно так, как задумала майор Сингх. Неудивительно, что полковник Файрсвифт хорошо о ней отзывался. Она была из его породы людей.

Марина посмотрела на кубок в своих руках. Ее глаза загорелись страхом. Она тоже понимала. Она знала, что есть лишь один выход.

— Если я вступлю в Легион, черную метку с моего ковена снимут? — спросила она.

— Если вы переживете первый глоток Нектара, да, — пообещала майор.

Марина уставилась в глубины кубка. Она поднесла его ко рту.

— Марина, нет! — закричал вампир.

Майор Сингх взмахнула на него рукой, не отводя взгляда от его сестры. Невидимый удар телекинетической магии мощно ударил по вампиру, отшвыривая его через всю комнату. Он впечатался в дальнюю стену и остался там, ни одной конечностью не касаясь пола.

Марина запрокинула голову и осушила кубок залпом. Ее тут же пронзили конвульсии, сотрясавшие все ее тело. Кубок выскользнул из ее дрожащих рук и звякнул по твердому полу. Следующими об пол ударились ее колени. Руки последовали за ними, ладони уперлись в белый мрамор со столь гладкой поверхностью, что в ней отразились ее полные муки глаза. Марина скорчилась на четвереньках, едва держась. Прекрасные ленточки и швы ее корсета находились в считанных дюймах от пола. Нектар тянул ее вниз, его песня разбитых мечтаний крушила ее дух, тогда как яд манил ее к ранней могиле.