Буря (ЛП)

Он был Юу Томохиро до последнего вдоха. До последнего его вдоха я любила его, он любил меня. Я стояла перед ним, чернила окружали его бурей агонии. Он кричал, пока Тсукиёми вырывался из него, его крики напоминали вопли инугами или они, японских демонов. Я хотела зажать руками уши. Я хотела, чтобы все кончилось.

Я крепче хватила рукоять Кусанаги.

Он опустил руки, открывая грудь, чтобы я могла ударить.

— Я люблю тебя, — тихо сказала я, поднимая меч.

Он ждал, что меч пронзит его, вырежет из него жизнь, заберет надежду.

— Знаю, — задыхался от боли он.

Рука дрожала, меч был тяжелым, он помнил. Он знал метку, он знал, куда ударять.

Я подняла меч в воздух, слезы текли по щекам, я всхлипывала.

Он зажмурился, стиснув зубы от боли.

Ветер и чернила окружали нас.

«Теперь, — сказала Аматэрасу, — наберись смелости и спаси его».

Я глубоко вдохнула.

— Прости, — всхлипнула я.

Чернила ударили меня по лицу, стекая с волос и по щекам. А я выронила меч. Он со звоном упал на землю.

— Что ты творишь? — завопил Джун.

— Грин! — крикнул Ишикава.

«Подними меч, — резко прошептала Аматэрасу. — Мир расколется надвое».

— Кэти, нет! — кричал Томо. Чернильная буря окружала его, он пытался добраться до меня. — Подними Кусанаги! Прошу!

Я покачала головой, рыдая. Я не могла этого принять. Должен быть другой выход.

— Кэти! — завопил Томо. Чернила вспыхнули золотом, и Магатама на его шее разбился на раскаленные добела осколки, которые подхватил бушующий ветер, закружив. Он кричал так страшно, как я еще не слышала.

Тсукиёми разрывал его тело. Страх заполнял меня, пока я смотрела, как он кричит. Я ошиблась. Я склонилась к мечу в траве. Почему я так эгоистична и слаба? Я не могла потерять его, предать его. Я пожертвовала миром из-за эгоистичного желания.

Я едва коснулась меча, а Ишикава уже крепко схватился за рукоять. Он забрал у меня меч и с оглушительным киай побежал к Томо. По лицу его текли слезы, он был сломлен и душераздирающе кричал. И я поняла, похолодев.

Ишикава кричал от боли. Его сердце разбивалось, когда он вонзал Кусанаги в сердце Томо.

— Томо! — взвизгнула я, чернила вырывались водопадом. Томо выгнулся, чернила лились из его рта. Я оттолкнула Ишикаву и обхватила руками Томо, опуская его на землю. Я придерживала его тяжелое тело, как это было и в кошмаре. Осколки Магатамы впивались в руки, кровавые цветы распускались на порезах. Я вытерла руки о джинсы и провела пальцами по лицу Томо. Он был умиротворенным, глаза его закрылись, боль прошла. — Нет, — прошептала я. — Не оставляй меня. Так не честно.

Я слышала, как звякнул Кусанаги, упав на землю, и, обернувшись, увидела, что меч был покрыт темной кровью и чернилами. Кровью Томо. Я бросилась на Ишикаву, молотя кулаками по его груди.

— Сволочь, — вопила я. — Идиот! — он не отбивался, задыхаясь от слез, пока я била его. — Какой же из тебя лучший друг? — кричала я. Сердце разбилось, словно Магатама. Мир медленно уходил, словно я была во сне, словно все это было понарошку.

Ишикава упал на колени рядом с Томо. Он убрал медные пряди с его глаз и, склонившись, прижался губами к его лбу.

Я оттолкнула его.

— Уйди от него! — кричала я, всхлипывая. — Ты убил его!

— Я должен был, — он плакал. — Он умирал, Грин. Я не мог смотреть на его страдания.

Я рухнула, и слезы текли бесконечным потоком. Теплая рука Ишикавы обхватила меня, и я позволила ему держаться за меня, пока мы вместе плакали.

«В конце лишь смерть», — прошептал голос в моем сердце.

«В конце остается жизнь».

Мое тело согревалось гудящим жаром, пылал каждый нерв. Земля задрожала вместе с моим пульсом.

Ишикава отклонился, глаза его расширились.

— Что происходит?

Мир был словно покрыт жидким золотом, словно я видела сквозь него все, даже нити, что сплетали этот мир. Чернила были податливыми здесь. Я могла сделать с ними все, что захочу.

Я коснулась рукой груди Томо, и чернила во мне пылали, вливая тепло в него.

Аматэрасу предала Тсукиёми, потому что любила его, предательство изводило его сердце, цикл повторялся снова и снова, повторялся с Тайрой, Токугавой, пока не добрался до Томо. Но, чувствуя, как жар перетекает в Томо, я кое-что поняла.

Ишикава остановил Тсукиёми. Аматэрасу не предала его в этот раз.

«Цикл нарушен, — прошептала Аматэрасу. — Тсукиёми свободен от своего гнева».

Томо с кашлем задышал, отплевываясь чернилами.

Ишикава замер, глаза его расширились.

— Юуто, — прошептал он.

— Томо, — сказала я, сжимая его руку. Он слабо пожал мою ладонь в ответ, и я знала, что он набирает силы. Рана в его груди сверкала золотым светом.

Он закрыл глаза, стиснул зубы, забирая себе мою силу. Чернила наполняли его жизнью, а я ощутила пустоту в сердце, стульчик в углу был пустым, шепот Аматэрасу растаял на ветру.

У меня не должно было оказаться чернил, они чуть не убили меня в начале. Но в конце они дали мне нужную силу спасти все, что мне дорого.

Свет угасал, и вскоре остались лишь мы впятером на поляне, облака на небе и опускавшееся за горизонт солнце.