– Лучше не искушай меня, – проговорил лорд Тайвин. – И довольно об этом. Надо подумать, как умиротворить Оберина Мартелла и его свиту.
– В этом, стало быть, я могу принять участие? Или мне уйти, чтобы вы обсудили это наедине с собой?
Отец пропустил шпильку мимо ушей.
– Принц Оберин – крайне нежелательная персона в подобном деле. Вот его брат – человек осторожный,
– Правда ли, что он пытался поднять Дорн в защиту Визериса?
– Об этом не принято говорить, но это правда. Вороны летали, и гонцы скакали туда-сюда с секретными посланиями. Их содержание мне неизвестно. Но Джон Аррен отплыл в Солнечное Копье, чтобы вернуть на родину кости принца Ливена, поговорил с принцем Дораном, и все разговоры о войне прекратились. Только Роберт никогда с тех пор не ездил в Дорн, а принц Оберин редко выезжал оттуда.
– Зато теперь он здесь с доброй половиной дорнийской знати и с каждым днем становится все нетерпеливее, – заметил Тирион. – Может, устроить ему поездку по городским борделям? Авось отвлечется. Каждому орудию свое применение, так? Мое орудие в вашем распоряжении, отец. Пусть не говорят, что я не откликнулся, когда дом Ланнистеров затрубил в трубы.
– Очень смешно, – стиснул зубы лорд Тайвин. – Не заказать ли тебе шутовской наряд и шапку с колокольчиками?
– Если я это надену, позволят ли мне говорить о его милости короле Джоффри все, что хочется?
– Довольно и того, что мне пришлось терпеть дурачества моего отца, – сказал, снова садясь, лорд Тайвин. – Твои я терпеть не стану.
– Что ж, раз вы так просите… Но Красный Змей, боюсь, просить не станет… и не удовлетворится головой одного сира Грегора.
– Тем больше причин не отдавать ее.
–
– Не такого. – Лорд Тайвин оперся подбородком на сложенные домиком пальцы. – Сир Грегор хорошо послужил нам. Ни один другой рыцарь не внушает такого ужаса нашим врагам.
– Оберин знает, что это Грегор был тем, кто…
– Ничего он не знает. Он наслушался сплетен от разной челяди, только и всего. Доказательств у него ни на грош, а сир Грегор ему уж верно исповедоваться не станет. Я намерен держать его подальше от двора, пока дорнийцы находятся в Королевской Гавани.
– А когда Оберин потребует правосудия?
– Я скажу ему, что Элию с детьми убил сир Амори Лорх, – спокойно ответил лорд Тайвин. – И ты отвечай то же самое, если он спросит.
– Сир Амори Лорх мертв, – сухо сказал Тирион.
– Вот именно. Варго Хоут отдал его на растерзание медведю после падения Харренхолла. Такая смерть даже Оберина Мартелла должна удовлетворить.
– Если это, по-вашему, правосудие…
– Оно самое. Тело девочки мне принес как раз сир Амори, если хочешь знать. Она спряталась под кроватью своего отца, как будто верила, что Рейегар все еще способен защитить ее. Принцесса Элия с младенцем была в это время в детской, этажом ниже.
– Ну что ж, сира Амори больше нет, и оспорить эту историю некому. А когда Оберин спросит, кто отдал Лорху такой приказ?
– Сир Амори действовал по собственному усмотрению в надежде заслужить милость нового короля. Ненависть Роберта к Рейегару ни для кого не была тайной.
«Может, и так, – признал про себя Тирион, – но Змея этим не ублаготворишь».
– Я никогда не сомневался в вашем ловком уме, отец, но на вашем месте я предоставил бы Роберту Баратеону сделать всю грязную работу самому.
Лорд Тайвин уставился на сына, как на полоумного.
– Право же, ты заслужил шутовской наряд. Мы примкнули к Роберту с запозданием и должны были доказать ему свою преданность. Когда я положил эти тела перед троном, никто больше не мог сомневаться, что мы порвали с домом Таргариенов навсегда. И Роберт не скрывал своего облегчения. Даже он, при всей своей глупости, понимал, что его трон обретет устойчивость только со смертью детей Рейегара. Однако он мнил себя героем, а герои детей не убивают. – Отец пожал плечами. – Убийцы, конечно, действовали зверски, в этом я с тобой согласен. Да и Элию не нужно было трогать – сама по себе она ничего не значила.
– Почему же тогда Гора убил ее?