Буря на Эльбе

– Зеда! – сказала она. – Как же я рада тебя видеть. – Она улыбнулась. – Я так скучала!

Несколькими минутами позже они стояли перед входом в цех. Зеда неохотно последовала за Лили, но теперь скрестила руки на груди и закрылась.

– Я уже дала понять твоей маме, что больше не хочу иметь с вашим семейством ничего общего, – резко сказала она, вытащила из передника сигарету и закурила.

Лили была поражена – не столько тем, что Зеда курит, сколько ее резкостью. Зеда всегда была спокойной, дружелюбной и вежливой. Похоже, она изменилась не только внешне.

– Зеда, я знаю, как все это выглядит! – поспешно сказала она. – Но нам с мамой очень жаль! Позволь мне объясниться. Я была так несчастна, когда оказалась в Англии. Я рассталась с прежней жизнь, вышла замуж за человека, которого терпеть не могла… Потом родился ребенок, и все было таким новым и страшным. – Лили глубоко вздохнула. – Я мало что могу сказать, кроме чистой правды: мне было плохо, Зеда. Я потратила все силы на то, чтобы выжить. А когда пришла в себя и решила написать, тебя уже не было в родильном доме, и я не знала, где тебя искать.

Взгляд Зеды метал гром и молнии.

– А как же твоя мать? – наконец спросила она. – А как же остальные? Они знали, что у меня есть ребенок!

Лили кивнула.

– Ты же видела мою маму в гавани, когда я уезжала. Она была просто раздавлена горем. Ей было очень плохо. Разлука с Михелем стала для нее настоящим ударом, а потом это ужасное нападение… А когда мама потеряла и меня… Чудо, что она вообще выжила. За это мы должны благодарить только Эмму. Но теперь маме лучше. И я снова здесь. Мы хотим загладить свою вину. Мы поступили бесчестно. Ты нуждалась в нас, а мы тебя бросили.

Некоторое время Зеда молчала.

– Я не могла работать, имея на руках ребенка, – наконец сказала она. – Я хотела для него лучшей жизни. Это было правильным решением… Но порой я думаю: где ребенку может быть лучше, чем с родной матерью? – Взгляд Зеды был устремлен вдаль, в глазах не было слез, но подбородок дрожал. Она жадно затянулась сигаретой и выпустила дым через нос, избегая смотреть на Лили.

У Лили сжалось сердце, когда она увидела свою старую подругу в таком состоянии. Она попыталась взять Зеду за руку, но та увернулась. Лили слегка смутилась.

– Ты отдала своего ребенка. Ничего хуже и представить нельзя. Я знаю, что ты нас не простишь. Но позволь помочь тебе хотя бы сейчас.

Зеда ничего не ответила. Она смотрела перед собой, и Лили не знала, слышала ли она ее слова.

– Моя мать основала женский приют. Эмма тоже там работает, – поспешно продолжила она. – Ты могла бы жить там бесплатно и помогать по хозяйству. А когда мы найдем Отто, ты сможешь забрать его к себе. Там о тебе позаботятся. – Лили окинула взглядом цех. – В конце концов, так жить нельзя!

Зеда посмотрела на свои туфли. Ее мысли беспорядочно метались. Как объяснить, что она чувствует? Как объяснить эту бездонную черноту, которая с каждым днем поглощает ее все сильнее. Она пыталась снова устроиться горничной, но с ней было что-то не так. Она больше не могла сосредоточиться, частенько по несколько минут пялилась в одну точку, ничего кругом не замечая. Порой хозяйка говорила, а Зеда даже не осознавала, что та говорит, пока не получала несколько звонких оплеух, которые возвращали ее к реальности. Иногда Зеда могла только плакать – слезы без каких-либо причин лились рекой, и она не могла их остановить. Не могла быть вежливой и улыбчивой. Каждый шаг давался с огромным трудом. Каждую ночь ей снился Отто. При этом с малышом было ужасно трудно – он только и делал, что кричал, не давая покоя. Зеде казалось, что с каждым днем она становится слабее. Она больше не могла таскать тяжелые мешки с кофе на складе и однажды просто рухнула под их тяжестью. Здесь, в прачечной, она ужасно уставала, но меньше, чем в кофейне. Однако Лили была права: здесь Зеда долго не продержится. Ее снова уволят, и она понятия не имела, куда тогда пойдет. Работать здесь тяжело. Мало того, что смены длятся от пятнадцати до двадцати одного часа, так еще к концу недели частенько приходится работать два полных дня, чтобы закончить с бельем вовремя. Сверхурочные не оплачивались. Спали работницы на ледяном полу и работать начинали ни свет, ни заря. Кофе подавали только через несколько часов, когда в цех приходило начальство. Такое существование было тоскливым и изнурительным, Зеда так уставала, что с трудом могла думать. Сначала она надеялась, что после обучения станет полегче, но поняла, что не дотянет до того момента. Однако Зеда ни при каких обстоятельствах не хотела снова оказаться в зависимости от Карстенов. Она поклялась себе, что больше никогда не будет иметь ничего общего с этой неблагодарной, эгоистичной семьей. Она больше никогда не будет работать горничной. Никогда больше не окажется во власти хозяина, не имея возможности запереть свою дверь.