Буря на озере

- Вы ненавидите его?

- Просто он перестал для меня существовать.

- Почему?

- Многое можно простить, но не подлость!..

- Олена Михайловна, - попросил капитан, - расскажите, что тут произошло. Почему вы не хотите быть откровенной со мной?

- Олекса... - заговорила она тихо. - Тут речь шла об Олексе, а вся моя жизнь в нем.

- Неужели Олекса где-то оступился?

- Вы же видели его... - покачала она укоризненно головой. - Он не может оступиться.

- Так что же останавливает вас?

- Не хотела, чтобы подлость коснулась его. Бывает же, пойдет молва, и человек, сам не подозревая об этом, ходит запятнанный.

- Даю вам слово!..

- Что ж! Только договоримся - не травмируйте Олексу. Он о чем-то догадывается, и таиться от него вряд ли следует, но зачем выворачивать всю эту грязь? - Олена Михайловна перевернула снимок изображением вниз. Роман написал нам заблаговременно, что приедет в Озерск...

Андрий Михайлович смотрел на сестру с сочувствием. Он понимал ее и жалел: знал, что произойдет сейчас, через несколько минут или полчаса, что сегодняшний день будет не самым светлым в ее жизни, а он любил Олюсю, и даже мысль о том, что кто-то может причинить ей боль, была нестерпима для него.

Зачем им это свидание? Зачем Роману ехать сюда?

Он давно забыл об Олюсе и никогда не вспоминает ее, - кто же в пожилом возрасте серьезно относится к юношеским увлечениям?

А изнервничавшаяся и возбужденная ожиданием Олюся надела свое лучшее платье, сделала новую прическу и, пробегая мимо зеркала в прихожей, встревоженно оглядывала себя. А он ничем не мог помочь ей.

Что ж, этот день им надо пережить...

Андрий Михайлович поставил на стол бутылки с водкой, коньяком и вином. Кажется, все есть. Даже полное блюдце красной икры, - пришлось звонить Олексе, он достал во львовском ресторане и передал со знакомыми. А рыбы Олена наготовила вдоволь: заливная, фаршированная, жареная. И копченый угорь. Улыбнулся: тут на взвод голодных солдат, а Олена тащит еще холодец и маринованные грибы.

Заурчал мотор на улице, и белая "Волга" остановилась возле дома. Андрий Михайлович увидел, как у сестры задрожали руки, пристроила блюдо с холодцом на край стола и оперлась о спинку стула. Андрий Михайлович мягко и нежно обнял ее за плечи, краем глаза следя, как вылезал из "Волги" мужчина в сером костюме и желтых туфлях. Осторожно подтолкнул сестру к двери, и она ушла, сложив руки на груди и глядя неподвижным взглядом прямо перед собой: вероятно, ничего не видела и не слышала.

Роман уже шел к крыльцу между штамбовыми розами, с любопытством озираясь вокруг. Лысый, в очках с роговой оправой, грузный, но не толстый, двигался легко. Широко улыбается и машет рукой, в другой - небольшой коричневый чемодан. Изменился, конечно, но Андрий Михайлович узнал его сразу. Сбежал с крыльца, обнялись, и Роман похлопал двоюродного брата по спине, прижавшись щекой к щеке. Андрий Михайлович хотел и расцеловаться, но, неуклюже чмокнув Романа, застеснялся и отстранился, заглядывая в глаза.

- Вот и увиделись, слава богу, с приездом в наши края!

Видел, как застыла на крыльце Олена - прижала руки к бокам, стоит неудобно, лицо покрылось морщинами, а Роман смотрит на нее как на совсем постороннюю.

"Не узнал, - догадался Андрий Михайлович. - Боже мой, не узнал... Что же теперь будет?"

Он сделал шаг к крыльцу, словно желая отгородить Олену от Романа, заслонить ее, протянул сестре руку, приглашая сойти в сад, но та стояла, смотрела, и губы ее дрожали.

- Олюся! - наконец узнал ее Роман. Так они с Андрием еще в детстве называли ее, и то, что он не забыл этого, тронуло Олену Михайловну, она улыбнулась и протянула Роману руку. Он несколько театрально поднялся на крыльцо, поцеловал ее пальцы, огрубевшие от работы в саду, без колец, но с накрашенными ногтями - с утра Олена Михайловна бросила все и побежала в парикмахерскую.

Роман внимательно разглядывал ее. Вероятно, Олена Михайловна что-то прочитала в его глазах, потому что посуровела и напряглась, и все же заставила себя улыбаться - вымученно, одними губами.

- А ты совсем не изменилась, Олюся, - как-то фальшиво-бодро заговорил Роман, видно было, что сказал это просто из вежливости.

- Чего уж там! - Олена Михайловна наконец перестала улыбаться. - Не говори глупостей, мы уже стали старыми, и я не нуждаюсь в комплиментах.

- Но ведь... - сделал еще одну попытку Роман Стецишин, но не докончил. - Рад видеть тебя, Олюся, оставайся всегда такой.

- Постараюсь, - спокойно ответила та, и Андрий Михайлович вздохнул с облегчением: кажется, сестре не очень больно. Она пошла вперед легкой походкой, и, слава богу, никто в эту минуту не видел ее лица.

- Прошу в комнаты, - произнесла, не оборачиваясь, - а я сейчас... - Она зашла в кухню и остановилась за дверью, сжав пальцами виски под седыми волосами, поднятыми в высокую прическу.