Буря перед бурей. История падения Римской республики

В Нуманции Югурта на всех без исключения произвел впечатление. «Юный нумидиец никогда не ошибался в своих суждениях и всегда преуспевал в любых начинаниях. К тому же, он обладал великодушным характером, находчивостью и остроумием – качествами, благодаря которым ему удалось завязать узы близкой дружбы со многими римлянами»[110]. Бок о бок с союзниками Югурта узнал, как в действительности римляне воюют и как реализуют свою политику. Разобрался в их военной тактике. Увидел их скрытые недостатки. Но самое главное – изучил пороки. Заметив, что Югурта усваивает эти уроки, Эмилиан отвел молодого нумидийского князя в сторону и предостерег слишком полагаться на взятки и дары, когда ему хочется добиться своего. «Опасно покупать у некоторых то, что принадлежит многим»[111], – сказал ему Эмилиан. Но этот урок Югурта так и не усвоил.

После осады Нуманции он не только вернулся домой живым, но и привез с собой восторженное письмо Сципиона Эмилиана, который писал в нем: «Отвага вашего Югурты в Нуманции буквально бросалась в глаза, о чем вы, уверен, с радостью узнаете. Благодаря своему служению, он стал нам дорог и мы приложим все усилия с тем, чтобы его также полюбили сенат и народ Рима»[112]. Перед Миципсой встала настоящая дилемма – теперь, когда Югурта возвратился, получив одобрение Рима, он не мог от него избавиться. Ему оставалось только одно – заключить его в объятия. Царь его официально усыновил, сделав одним из трех законных наследников трона.

В 117 г. до н. э. старый Миципса умер и Нумидия оказалась в руках трех человек: Югурты и двух его младших, и при этом не родных, братьев – Адгербала и Гиемпсала. Они хоть договорились разделить поровну царство и казну, но Югурте делиться с другими оказалось не интересно. С помощью подкупа его шпионы забрались к Гиемпсалу в дом, нашли в шкафу съежившегося от страха царя и отрезали ему голову. Когда об этом убийстве сообщили Адгербалу, он собрал войско, но за годы командования нумидийской армией Югурта завоевал преданность всех лучших солдат. Адгербалу же удалось мобилизовать лишь неопытных новобранцев, которым не хватало как верности, так и подготовки. В ходе их первого и последнего боя армия Югурты разгромила силы Адгербала. Не чувствуя себя больше в безопасности где бы то ни было в Нумидии, царь Адгербал решил искать убежища в Риме – единственном месте, которое пришло ему на ум.

Узнав о волнениях в Нумидии, сенат пришел в возмущение и разрешил Адгербалу объясниться с посланниками Югурты. Стороны, как нетрудно догадаться, стали обмениваться взаимными обвинениями. Адгербал назвал брата «самым скверным человеком на всей земле»[113], братоубийцей, развязавшим войну. Посланцы же Югурты утверждали, что в действительности проблему представляли как раз Адгербал и Гиемпсал, в то время как Югурта действовал лишь в целях самозащиты. А потом добавили, что Адгербал «жалуется только потому, что ему не дали никому навредить»[114]. Обсудив вопрос, сенат согласился послать в Нумидию комиссию из десяти человек, чтобы провести дальнейшее расследование и вынести квалифицированное решение.

Возглавил эту комиссию не кто иной, как Луций Опимий, который теперь, разрушив за свою карьеру Фрегеллы и уничтожив Гракхов, вошел в когорту государственных мужей, признанных старейшинами. При встрече Югурта проявил к ним полагающееся уважение и почет, поклявшись подчиниться вынесенному ими вердикту. Опросив участников событий и осмотрев карты, члены комиссии решили не притеснять ни одного из царей, а вместо этого вернуться к принципу совместного правления. Затем поделили Нумидию пополам – Югурте достались плодородные земли в глубине континента, а Адгербалу прибрежные равнины. После чего сенаторы собрали вещи и уехали, теша себя надеждой больше никогда не слышать о погрязших в распрях нумидийских царях.

В ходе обсуждения нумидийского вопроса некоторые сенаторы поддерживали больше Югурту, чем кого-то еще, причем было известно, что доверенные лица Югурты явились в Рим с «большим количеством золота и серебра, используя его, чтобы, во-первых, осыпать подарками старых друзей, а во-вторых, приобрести новых – одним словом, без промедления добиться щедротами чего только возможно»[115]. Поддержка, оказанная этими новыми друзьями Югурте, несколько озадачивала, ведь нумидийское взяточничество было «бесстыдным и пользовалось дурной славой»[116]. Дошло даже до того, что Скавр подверг коллег за их поведение критике, опасаясь, как бы столь «неприкрытое мздоимство не вызвало возмущения народа»[117].