Тот уступил. Луций Кальпурний Бестия, избравшийся в том году консулом, получил назначение в провинцию Африка и приказ готовить легионы. Собирая армию, Бестия также подобрал себе в старшие советники группу влиятельных легатов. В их число вошел и Скавр, позаботившийся о том, чтобы оказаться в штабе Бестии. Поскольку один раз ему не удалось удержать легионы от похода в Нумидию, теперь он стремился к мирному разрешению кризиса. Прения между Бестией и Скавром вращались вокруг вопроса о том, насколько им следует продемонстрировать силу, чтобы заставить Югурту подчиниться.
Сам царь, узнав, что Рим мобилизует силы для принятия мер, удивился. Он считал, что раздарил достаточно денег, преследуя цель никогда не сойтись с римлянами в бою, – и что для этого им достаточно ненавистна мысль о военном вторжении в Нумидию. И в ответ смог придумать только одно. Югурта снарядил одного из своих сыновей в Рим, дав ему в придачу двух близких друзей, и велел взять еще больше денег, чтобы подкупить сенат и вновь подчинить его своей воле. Но политические ветра к тому моменту уже переменились. Сенат запретил нумидийцам входить в Рим и предписал в течение десяти дней покинуть пределы Италии. Летом 111 г. до н. э. легионы Бестии отплыли в провинцию Африка и оттуда двинулись к границам Нумидии. Узнав, что легионы вторглись на его территорию, Югурта послал к Бестии своих доверенных людей. Послы сообщили консулу, что завоевание Нумидии обернется продолжительной и дорогостоящей военной кампанией, добавив, что для всех будет лучше прийти к какому-нибудь соглашению. После этого Югурта уже лично приехал к Бестии и Скавру и они втроем устроили совещание в узком кругу. Во время этой встречи было решено, что в обмен на репарации в виде «тридцати слонов, большого числа лошадей и скота, а также незначительного количества серебра»[119]
, Рим признает Югурту единоличным царем Нумидии и все разъедутся по домам. Формальный характер проведенной военной кампании, равно как и слишком вольготные условия соглашения, по возвращении в Рим вылились в огромный скандал, однако Скавр надеялся, что этот фарс положит кризису конец. Теперь, став единоличным царем Нумидии, Югурта больше не будет представлять собой угрозу, и сенат сможет сосредоточить усилия на северной границе – гораздо более опасной и уязвимой.Но фарса оказалось недостаточно. Городской плебс надеялся, что Бестия привезет полную капитуляцию Югурты, но вместо этого гонцы принесли шокирующую весть, что консул вернулся, выторговав лишь мелкие репарации. В особенности за скандал вокруг нумидийского царя ухватился молодой лидер Гай Меммий, увидев в нем свой проходной билет во власть. Он с самого начала выступал за то, чтобы послать Бестию в Нумидию, а после своего избрания трибуном в 111 г. до н. э. заклеймил позором заминки сената, обвинив его в причастности к преступлениям Югурты. Факты выглядели предельно просто: римскую честь в который раз «свели к нулю жадностью»[120]
.Когда весть о соглашении с нумидийским царем достигла Рима, Меммий осыпал порочную алчность сената градом упреков: «Злодеи, чьи руки в крови, люди неимоверной алчности, зловреднейшие и в то же время надменнейшие, которым данное ими слово, приличие, сознание долга, вообще честное и бесчестное – все служит для стяжания»[121]
. Вместе с тем, он обругал и народ, который все это допустил: «Вы молча негодовали, глядя, как государственная казна опустошается, как цари и свободные народы платят дань нескольким знатным людям, как одним и тем же людям достались и высшая слава, и огромные богатства»[122]. После чего обратился ко всему Риму: «Заклятому врагу выдан авторитет Сената, выдана ваша держава, в Риме и на войне торгуют интересами государства»[123].В то же время Меммий приложил усилия, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Особо упомянув преданных мученической смерти Гракхов, он сказал: «После убийства Тиберия Гракха… против римского народа были начаты судебные преследования; после убийства Гая Гракха и Марка Фульвия многие люди из вашего сословия тоже были казнены в тюрьме, и всем этим бедствиям положил конец не закон, а произвол победителей»[124]
. Незаконное насилие стало тактикой реакционной аристократии. Стараясь направить ситуацию в оптимальное русло, он сказал: «Карать тех, кто предал государство врагу? – Но не оружием и не насилием, ибо вас, поступивших так, это было бы еще менее достойно, чем их, которые этому подверглись, а судебными преследованиями»[125]. При этом план у Меммия был весьма своеобразный: он хотел, чтобы против коррумпированного сената дал показания сам Югурта.