Буря (Сборник)

Благодаря камере, не стесняясь присутствия посторонних, я совершенно спокойно мог приблизиться к лицу любого выступающего, чтобы вглядеться в него с более пристальным и беззастенчивым, чем при обычном общении, вниманием. И я это делал. И чем больше вглядывался в Светино лицо, тем больше находил в нём очарования. Кто-то из великих заметил, что описывать лица — работа неблагодарная, поскольку даже самое подробное описание не даёт совершенно никакого представления. Другое дело изобразительное искусство, особенно, когда художнику удаётся уловить какое-нибудь особенное состояние. Но что можно представить из таких, например, описаний: глаза у неё были узкими, скулы широкими, кожа гладкая, а рот красиво очерчен? Очередная маска — да и только. Поэтому и я не буду описывать лицо, выражение которого могло изменяться каждую минуту и даже секунду, и при внимательном наблюдении чем-то привлекать, а чем-то отталкивать, кому-то нравиться, а кого-то оставлять совершенно равнодушным. И вот что я уже давно подметил. При возникновении симпатии впечатление привлекательности при каждой новой встрече только усиливается. Но не может усиливаться до бесконечности, и либо доводит до последней черты, преступить через которую и страшно, и хочется, либо, прерванное каким-либо опять же непреодолимой силы обстоятельством или по совершенно необъяснимой причине оставляет после себя чувство неудовлетворённости. Но что самое странное, зная наперёд обо всём этом, почему-то всегда непреодолимо тянет именно по этому проторенному пути, хотя бы только до последней черты, но непременно пройти. До мельчайших подробностей одно и то же. И до каких, спрашивается, это будет продолжаться пор? Ну, скажите, скажите же скорее, люди умные, что… пора и за ум взяться. Как будто я сам об этом не знаю. Да вся беда в том, когда подобное со мной происходит, ничего не могу с собою поделать. И говорю всё это не в оправдание, а чтобы дать понять, что происходило со мной. И потом, когда попадаешь в шторм, разве вопреки твоему желанию не мотает тебя вместе с кораблём? Или не уносит внезапно застигнутым вихрем? И вот я спрашиваю вас опять, умные люди, что нужно сделать, чтобы не мотало во время шторма на корабле и не уносило во время вихря? Совершенно справедливо: сидеть дома. Когда была такая возможность, я так и делал. Три года сидел на одном месте. Хорошо мне было? Не очень! Но безопасно. Но вот случилось с нами то, что случилось, и как теперь быть?

Проще говоря, со мною опять да ещё как творилось. И творилось с какою-то особенною изощрённостью — и во время выступления, и потом. Как выступали другие, я снимал уже хладнокровно. Собственно, выступлениями после четырёх полных номеров квартета это и назвать было нельзя: коротенькие справки, кто откуда прибыл да импровизированные выступления продолжительностью не более чем в один куплет. Так же поступила и дочь, не забыв упомянуть, хотя её об этом никто не просил, что её «папа когда-то сам был довольно известным музыкантом». И мне уже ничего не оставалось, как только выйти и спеть с нею на два голоса популярную песню из репертуара группы «Любэ».

Выйду ночью в поле с конем,
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…

Разумеется, нас наградили дружными аплодисментами. И так приветствовали всех.