Буря (Сборник)

Было воскресенье, а стало быть, относительное затишье транспортных потоков самого большого и беспокойного города России. Даже северная столица в сравнении с белокаменной казалась провинцией. Ширина и длина проспектов, название улиц (Неглинная, Волхонка, Малая Бронная, Сретенка, Охотный ряд, Садово-Каретная, Цветной и прочие бульвары) поражали воображение всякого впервые прибывшего, как и моё в тот далёкий памятный день. За время учёбы в Москве ко всему этому я, разумеется, привык и вскоре совершенно спокойно, без прежнего глазастого любопытства передвигался в людских потоках. Не поражали уже ни отделанные мрамором и мозаикой станции метро, с бронзовыми статуями строителей коммунизма, ни количество соревнующихся друг с другом театров, ни столичный шик ресторанов, в которых приходилось играть, ни ломившийся от обилия продуктов, вечно забитый покупателями Елисеевский гастроном, ни обилие и скорость распространения сплетен. Москва быстро надоедала, порою до изжоги, до наплевать на всё, но стоило уехать, и буквально на третий день тебя начинало тянуть к этому непрестанному движению, погоне за ускользающей из рук удачей, за очередной премьерой спектакля или фильма, за потрясающей новостью, статьёй, за газетным или журнальным бумом, за всякой свежей песней, пластинкой (как справедливо заметила Цветаева, а дочь с музыкальною торжественностью воспроизвела: «Москва — какой огромный / странноприимный дом! /Всяк на Руси бездомный — / Мы все к тебе придём…»). Казалось, тебе не достаёт какого-то механического завода, с которого начинался каждый новый день («Вставай, вставай, кудрявая… страна встаёт со славою…»). А какое удовольствие доставляло радение на концертах тогдашних кумиров отечественного рока, а потом самому заводить толпу децибелами и закидонистыми текстами популярных песен! И всё это когда-то была моя Москва!

Добирались до Шереметьева чуть больше часа и за всё время пути, практически, ни о чём не разговаривали. Дочь, чутко уловив во мне ностальгическое настроение, ни о чём не спрашивая, во все глаза смотрела по сторонам. Москва в её представлении, как и в моём когда-то, была городом больших надежд. Увы, и тогда, и теперь только через Москву можно было выбиться в люди, прорваться на большую сцену. Весь шоу-бизнес крутился тут. Только в отличие от прежнего времени, финансовыми делами теперь заправляли продюсеры. Иначе деньги. Как, впрочем, и во всех остальных сферах искусства. Представители бизнеса жировали, производители культурных благ если не нищенствовали, то были целиком и полностью зависимы от распорядителей капитала. К ним мы пока не совались, хотя имелся среди них один мой хороший знакомый, да и не с чем было пока. Женя, понятно, так не считала. Несовершенство до поры до времени неспособно видеть своего несовершенства. И пока несколько раз подряд не опалит крылья, не успокоится, всё-то кажется ему, обходят его другие, бездарные, с набитыми карманами денег. На самом же деле — это далеко не так. Я знал это по собственному опыту. Но кого и когда из молодых интересовал чужой, а тем более родительский опыт?

И вот мы летели в далёкий Китай, чтобы, может быть, в очередной раз обжечь крылья самонадеянности и мнимой самодостаточности.