– Я узнала, что кое-кому с фрегата удалось все-таки спастись, – продолжила дальняя родственница Александровой. – Людей подобрал французский патрульный корабль. Позже Ольга сама сказала мне, что была доставлена в порт Кале на пакетботе. Но, как я не допытывалась, она так мне ничего и не объяснила! Все мои намеки Ольга пропускала мимо ушей… Я же не могла говорить с ней открыто! Этого не позволяли приличия, – объяснила Дарья Михайловна. – Сейчас я жалею об этом! Возможно, я смогла бы что-нибудь изменить… Меня не покидает мысль, что этот мерзавец бросил ее, и она намеренно выбросилась из окна, – женщина в черном платье перекрестилась. – Упокой, господь, ее душу!
– Она выбросилась из окна? – В моей голове по крупицам, наконец, начала выстраиваться картина того, что произошло. – Но как такое могло случиться?!
– Вот так, – подтвердила Дарья Михайловна. – Она упала с балкона третьего этажа. Оленька поливала цветы и… – она вновь зарыдала, – упала! Я сама ума приложить не могу, как же это случилось?!
– Кто-нибудь видел, как все произошло?
Все слова Дарьи Михайловны отдавались в моем сердце глубокой болью. Всего несколько дней назад я держал графиню в своих объятиях, любовался ее почти прозрачной кожей молочной белизны, целовал золото ее роскошных волос, тонул в омуте глубоких зеленых глаз, а сегодня Ольга лежала в гробу…
– Нет, – Дарья Михайловна отрицательно покачала головой, – в доме в тот вечер почти никого не было! Но, как я могла предположить, что…
– Что значит, почти? – перебил я ее, насторожившись.
Все обстоятельства смерти графини казались такими странными. Цветущая, молодая женщина в полном расцвете сил и красоты, замешанная в политической авантюре и, вряд ли обремененная какими-либо угрызениями заснувшей совести… Как она могла броситься вниз с балкона?! Еще более неправдоподобным казалось мне ее падение из балконного окна случайным…
– В доме была только горничная, – развела руками Дарья Михайловна. – Я уехала с визитом вежливости к одной особе. Если бы вы только знали, как я ругаю себя за это! Ольга нуждалась в понимании и поддержке… А я не поняла, что творилось у нее на душе! Этим же вечером Ольга собиралась отправиться на пассажирском корабле в Россию. Это и убедило меня, что она порвала со своим любовником, что у нее с ним все кончено, и Ольга взялась, наконец, за ум. Она казалась такой спокойной, умиротворенной и, я бы сказала, даже довольной, – Дарья Михайловна заплакала так жалобно, словно ребенок.
– Ну, ну, теперь, уж, ничего не вернешь! А где сейчас горничная? – поинтересовался я, как бы невзначай. Мне не терпелось перемолвиться с ней словечком. Она, наверняка, что-то знала… Могла что-то увидеть, услышать или даже быть замешанной в этом убийстве! Я не сомневался, что Ольгу выбросили из окна намеренно.
– В полицейском участке, – с отчаянием в голосе ответила Дарья Михайловна. – Ее, кажется, допрашивают! Какой позор! Вдруг Оленьку сочтут самоубийцей! Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ее похоронили на освященной земле! Боже! Что будет с Машенькой, когда она обо всем узнает?! Господь не даровал ей больше ребенка! Несчастная женщина…
Об Императоре Дарья Михайловна почему-то не вспоминала. Я невольно подумал о том, что женщины порой бывают несправедливы, считая всех мужчин без разбору за бесчувственными созданиями…
– Ваша горничная вернется к вечеру? – поинтересовался я.
– Нет, – Дарья Михайловна покачала головой, – сегодня я отпустила ее. У Адель выходной. Но почему вас это интересует, Яков Андреевич?
– Мне хотелось бы лично услышать от нее, что она видела или слышала в этот роковой вечер… – тихо ответил я, пристально глядя на Дарью Михайловну и встречаясь с ее прямым и открытым взглядом.
Казалось, что эта женщина была со мной до конца откровенна. Она, и впрямь, не понимала, что происходит. Я вынужден был констатировать, что Ольга Александрова умела хранить свои тайны…
– Вы полагаете, что Адель мне не все рассказала? – ужаснулась Дарья Михайловна и схватилась за голову. – Чего вы подозреваете? Вы думаете, что она как-то причастна?.. Нет, этого не может быть! Или вы думаете, что с Оленькой расправился ее соблазнитель?!
– Нет, – отозвался я, – вы зашли слишком далеко! Все это – всего лишь домыслы да разыгравшееся воображение! Я понимаю, как вам сейчас тяжело, Дарья Михайловна, но я хочу только расспросить вашу горничную! А из этого еще ничего не следует, – попытался я уверить ее. Однако по выражению лица Оленькиной родственницы я видел, что она сомневается и не доверяет моим словам. – Вы не могли бы позволить мне осмотреть ее комнату?
– Вы собираетесь учинить в ней обыск, Яков Андреевич? – осведомилась Дарья Михайловна с оскорбленным чувством собственного достоинства. – Вы действуете не хуже какого-нибудь заправского полицейского.
– Нет, – примирительно улыбнулся я, – но ведь вы понимаете, что мне придется держать ответ перед Марьей Антоновной и перед… – Я возвел глаза к потолку. Мысль об украденном письме и вовсе выводила меня из чувства внутреннего равновесия.