Буря в Па-де-Кале

Я локти готов был себе кусать, понимая, что оно могло в это время находиться уже где-нибудь на пути в Австрию, и какой скандал могло спровоцировать… Даже гибель Александровой меркла в моих глазах перед лицом этой перспективы. Так уж устроен человек. К тому же я призван был думать прежде всего о благе Ордена и государства, а потом уж о своем собственном!

– Да, да, понимаю. – Дарья Михайловна прикусила губу. – Извольте идти за мной, – пригласила она.

Я пошел вслед за женщиной, черные юбки которой мелькали перед моими глазами. Мне казалось, что сам Аввадон – ангел смерти прятался среди траурных складок платья. Кинрю остался дожидаться меня в гостиной, понимая, что Дарья Михайловна ни за что не позволила бы ему пойти вместе с нами.

– Мне бы хотелось осмотреть ее будуар, – проговорил я чуть слышно.

– Оленька занимала всего одну гостевую комнату, – отозвалась в ответ Дарья Михайловна. – Я говорила ей, что это неприлично, но она настояла на своем. И будуар, и спальня… – женщина досадливо махнула рукой. – Судя по всему, она с самого начала не собиралась задерживаться в Кале!

Я невольно подумал, предвкушая скорое обнаружение исчезнувшего письма, что это только облегчало мою задачу. Я понимал, что такое счастливое стечение обстоятельств было бы для меня слишком большой удачей, но надежда все же теплилась где-то в глубине моего опустошенного сердца.

Я вошел в темную комнату, окна которой были завешаны спущенными гардинами, а зеркала в простенках прикрыты черными покрывалами.

Постель была убрана богато, здесь же стояло глубокое кресло и небольшой диван. Возле него два столика, один повыше, другой пониже; несколько картин на стене; на мраморной столешнице – фарфоровый сервиз на две персоны.

Багаж графини Ольги все еще оставался нераспакованным.

Я подошел к столику, взял в руки фарфоровую чашку и начал ее вертеть в руках. На дне чашки все еще оставались следы от кофейной гущи.

– Оля кофе не допила, – всхлипнула Дарья Михайловна и опустила голову.

В углу напротив меня стояли английские столовые часы с курантами, в другом – красивая изразцовая печь с голубыми незабудками. На карнизе печи примостились два китайских болванчика, возле которых лежал кружевной мешочек – дамская сумочка в стиле а-ля Помпадур. На столике у окна – несессер, в котором лежали туалетные принадлежности, а также дамский альбом, заинтересовавший меня больше всего.

– Ну что же, Яков Андреевич, – сухо проговорила Дарья Михайловна, – вы можете приступать!

Я поставил чашку на стол, вновь осмотрелся и направился к нераспакованному багажу, оставив дамский альбом вместе с французской сумочкой, что называется, «на сладкое». Мне представлялось невероятным, каким образом Ольге удалось вынести столько вещей с затонувшего корабля! Видимо, мое удивление ясно читалось у меня на лице, так как Дарья Михайловна проговорила:

– Эти вещи Ольга привезла с собой в свой прошлый визит!

– А-а, – протянул я, – это многое объясняет…

– Тем не менее, вы, Яков Андреевич, собираетесь осматривать их, – сказала Дарья Михайловна с презрением. – Рыться в ее вещах…

– Ничего не поделаешь, – отозвался я, стараясь не обращать внимания на тот брезгливый тон, которым женщина произнесла последнюю фразу, и направился к багажу. Я перебирал ворох платьев моей бывшей возлюбленной около получаса.

Плиссированный линон, кружевные блонды, кембрик, жаконет, перкаль, муслин, батист и бархат… Мне казалось, что я чувствую дыхание Ольги в аромате восточных духов, ласкаю ее нежную кожу, касаюсь ее несравненных волос. Я застыл с одним из ее платьев в руках. Воображение уносило меня на своих блаженных волнах в царство грез.

– Что с вами, Яков Андреевич? – К печальной действительности меня вернул напряженный голос Дарьи Михайловны.

– Нет, ничего, – я словно очнулся, вернул платье на место и направился к печному карнизу с болванчиками.

В багаже Ольги Александровой царского письма к герцогу Артуру Веллингтону мне обнаружить так и не удалось. В дамской сумочке Ольги я нашел только маленький флакончик духов, два удивительно тонких платка из батиста и визитки на красивой бумаге, исключительно с ее именем.

– Ну что? Как успехи? – осведомилась Дарья Михайловна, наблюдавшая за мной с презрением. Я чувствовал, что ее неприязнь возрастает с каждой минутой.

– Пока ничего особенного, – признался я.

– А что, если не секрет, вы хотите найти? – прищурилась Дарья Михайловна. – У меня такое ощущение, что вы считаете Ольгу преступницей… Словно она не жертва сложившихся обстоятельств, а напротив, участница какого-то заговора!

Если бы только Дарья Михайловна знала, насколько она недалека от истины! Но я не стал ее просвещать. Зачем огорчать бедную женщину?!

Потом я взялся за дамский альбом. Здесь были любовные вирши неизвестных поэтов, несколько живописных пейзажей, опять же без подписей, оставивших их художников. Хотя я допускал, что Ольга и сама могла рисовать. Ведь я, увы, ее знал так мало! Один из рисунков меня особенно заинтересовал. Это был портрет самой графини Александровой, выполненный в довольно талантливо.