Буря в полдень

В первые недели и месяцы войны железнодорожные вокзалы многих городов превратились в становища. Трудно было пройти через людей, лежащих и сидящих в залах ожидания и на перронах, — в основном женщин с детьми и стариков. Люди сидели и лежали, терпеливо ожидая, когда их посадят в вагоны или развезут на грузовиках по близлежащим колхозам и совхозам. Беженцы часто терпели всевозможные лишения — не всегда вовремя получали питание, трудно было в такой давке соблюдать чистоту. К счастью, ни в начале, ни в последующие годы войны не было ощутимых эпидемий — налаженная еще до войны сеть санитарных и медицинских учреждений эффективно боролась с болезнями, которые в прежние войны подчас уносили больше жизней, чем битвы на фронтах.

Налеты на Москву не прекращались (воздушную тревогу объявляли каждую ночь), и люди страшно уставали. Ведь днем миллионы взрослых работали на фабриках, на заводах и в учреждениях. Ночью, вместо того чтобы спать, они дежурили на улицах, в домах и на крышах. В убежища во время тревоги уходили не все люди, многие оставались в квартирах, пользовались малейшей возможностью поспать.

Население постепенно научилось успешно сражаться с зажигательными бомбами, а фугаски наносили сравнительно мало вреда. Когда после ночи мы выходили в город, очень редко видели дома, разрушенные бомбой, с повисшими в воздухе кроватями и другой мебелью. Еще реже встречались руины. Почти никогда не видели раненых и убитых — их очень быстро забирали машины скорой помощи.

Интенсивно проводилась эвакуация. Правительство стремилось сделать все, чтобы из Москвы были выселены люди, непосредственно не связанные с обороной города и производством или незаменимой работой в учреждении. Каждый день на юг или на восток с московских вокзалов уходили поезда, полные детей, женщин, стариков. Одни радовались, получив возможность уйти от постоянной опасности, другие отъезд из Москвы считали трагедией — ведь надо было оставить привычные условия, квартиры, имущество, близких, а на новом месте их ждали заботы, а иногда и настоящая нужда.

Несколько раз я заходил в Союз писателей, расположенный на той же улице Воровского, что и наше Постпредство. Здесь висели объявления о том, где записываться добровольцами в ополчение, объяснения о порядке получения карточек и их отоваривания. По-прежнему висели старые афиши о собраниях писателей и литературных вечерах, но они сейчас никого не интересовали. Большинство русских писателей, как объяснили мне немногочисленные служащие Союза, уже уехали или собирались отправиться на фронт. Ужо можно было встретить незнакомых писателей или поэтов в форме командиров Красной Армии, с планшетками на боку; в планшетках, без сомнения, были блокноты, и чаще всего не пустые…

Однажды я встретил здесь Константина Федина. Он был озабочен, исхудал, с лихорадочными глазами, но сразу же вспомнил нашу встречу в ресторане «Арагви» в начале августа 1940 года. Как и тогда, он нервно курил трубку. Приветливо поздоровавшись, он внимательно слушал мой рассказ о начале войны. Я вспомнил, что в нашей печати в первый день войны была опубликована его статья о Максиме Горьком. Выслушав меня, Федин сказал:

— Война будет долгой и тяжелой… Но нет никакого сомнения, что ее выиграем — мы…

Как-то веселее становилось на душе, когда так говорил писатель, которого я уважал и которому верил, хотя его слова и не обещали ничего радостного в ближайшее время…

Литовское правительство, получив указание союзных органов, выехало из Москвы. Оно обосновалось в городе Пензе, по пути в Среднюю Азию, в городе, о котором никто из нас до этого не слышал…

Я кое-что узнал о Пензе, почитал о ней в книгах. Этот город и его окрестности дали очень много русской культуре. Из окрестностей Пензы родом три великана русской литературы — Радищев, Лермонтов и Белинский. Здесь в свое время жил отец Ленина, инспектор школ Илья Ульянов с семьей. Из этой области происходят немало советских русских писателей — Александр Малышкин, Владимир Ставский, Федор Гладков, знаменитый режиссер Всеволод Мейерхольд…

Пенза находится на широкой черноземной равнине. В ее окрестностях располагалось много крепких колхозов и совхозов, выращивавших привычные нам культуры. Сам город довольно долго оставался районным центром и только в 1939 году стал областным. В начале войны в нем жило около 160 тысяч человек — примерно столько же, как в Каунасе. Он был еще мало затронут индустриализацией и новыми стройками. Ближайшие крупные города — Тамбов, Саратов, Куйбышев и Ульяновск.

Уезжать из Москвы собрались и мы, тем более что в Постпредстве уже умещались с трудом. Сборы были короткие — вещей у нас не было. В Москве я обзавелся только теплым пальто на случай зимних холодов. Постпредство стало добывать для нас места в вагоне. В конце июля мы приехали на железнодорожный вокзал.