Буря в полдень

28 июня 1942 года, через год после начала войны, рано утром кто-то позвонил ко мне в гостиницу и сообщил, что ночью трагически погиб виднейший белорусский поэт Янка Купала. Он жил здесь же, на четвертом этаже. Несколько раз за последние дни я встречал поэта в вестибюле гостиницы, и он казался спокойным, сосредоточенным, в лучшем настроении, чем в начале войны. Он говорил о белорусских писателях, большинство из которых находились на фронте, но часто приезжали в Москву, чтоб повидаться с ним, своим старшим товарищем. Он делился своими мыслями о ходе войны и говорил о нашей грядущей победе, возвращении в Минск и в Вильнюс. Поначалу трудно было поверить в эту внезапную смерть, но оказалось, что это, увы, правда. Поэт случайно упал с десятого этажа в лестничную клетку, — он шел от писателя Михася Лынькова.

В последний раз мы увидели Янку Купалу на панихиде в Союзе писателей. В гробу лежал поэт, великий сын белорусского народа, так и не дождавшийся освобождения родной республики и восстановления Минска. Московские и белорусские писатели прощались с поэтом. Стоя рядом с гробом, от имени литовского и других прибалтийских народов сказал последнее, прощальное слово Пятрас Цвирка… Потом мы с ним вспоминали свою первую поездку в советский Минск, встречу с белорусскими писателями, вечер в домике Янки Купалы, который, как мы узнали впоследствии, со всем имуществом писателя, с библиотекой, рукописями сожгли гитлеровцы в самом начале войны.

Пятрас все время горевал, что его жена Мария осталась в далекой Алма-Ате. Там она чувствовала себя одинокой, разлученной со всеми. Но пока друзья не советовали переселять ее в Москву. В Москве избегали сосредоточивать много литовцев — приходилось заботиться об их расквартировании, работе, питании, и, с другой стороны, все еще можно было ожидать налетов гитлеровских стервятников. В начале июля Пятрас уехал в Алма-Ату, а в середине сентября снова оказался в Москве. В октябре он писал отсюда жене: