Буря в полдень

Саломея до самой смерти близко дружила с Сусанной Мар, часто встречалась, они ездили друг к другу в гости, переписывались.

Круг переводчиков литовской поэзии все расширялся. Наши стихи еще в военные годы начали переводить опытные поэты М. Зенкевич, В. Казин, Д. Кедрин, А. Глоба, К. Арсенева, А. Кочетков, А. Ойслендер, О. Румер и другие. Позднее подключились такие видные поэты и переводчики, как А. Ахматова, С. Маршак, П. Антокольский, М. Лозинский, И. Сельвинский, П. Шубин, Л. Мартынов, М. Петровых, Д. Бродский, В. Державин, Л. Озеров, Л. Пеньковский, С. Кирсанов… Но и тогда и целый ряд лет после войны Сусанна Мар оставалась одним из самых продуктивных переводчиков литовской поэзии.

Еще в войну она начала изучать литовский язык. Когда мы гуляли по вечерам в тихих московских переулках где-нибудь в районе Тверского бульвара, Сусанна спрашивала:

— Как сказать по-литовски: «Эта спокойная улица»?

— Šita rami gatvė, — отвечал я, и она десятки раз повторяла эти слова, любуясь их необыкновенным, как ей казалось, звучанием.

Kur bėga Šešupė, kur Nemunas teka,
Tai mūsų tėvynė, graži Lietuva, —

декламировала Сусанна Мар, каждый раз находя в стихах Майрониса все новое очарование и пытаясь заставить заговорить по-русски строфы поэта.

Чем больше углублялась Сусанна Мар в литовскую поэзию, тем больше она любила ее. Ее интересовали особенно те поэты, которых она лично узнала в Москве, — Гира, Корсакас, Межелайтис, — хотя она знала и менее известных наших писателей. Как сестру, она полюбила Саломею Нерис и не раз говорила о ней как о великой советской поэтессе. Свою любовь к ней дочь Армении доказала, написав замечательные страницы воспоминаний о Саломее Нерис, опубликованные после войны в книге «Встреча с Литвой».

(После войны Сусанна Мар не раз бывала в Вильнюсе и Каунасе, продолжая углублять свое знание литовского языка, любуясь пейзажем края, который раньше она знала только по рассказам литовских поэтов, стараясь глубже понять историю нашего народа, радуясь новым его победам. Может быть, любовь к Литве помогла ей перевести на русский язык и «Пана Тадеуша» Адама Мицкевича. Сусанна Мар в Москве охотно участвовала в различных литературных вечерах литовских поэтов, которые проводились во время декад и по другим случаям. Кажется, в последний раз вместе с литовцами в Москве в зале Союза писателей она участвовала в вечере, посвященном 60-летию своей подруги Саломеи Нерис в 1964 году, где выступила с воспоминаниями.

Наша дружба продолжалась до смерти Сусанны Мар. В последнее время, вернувшись к прозе, я меньше сталкивался с Сусанной Мар как с переводчицей. Но она не раз бывала у меня в Каунасе и в Вильнюсе, и всегда меня радовала ее любовь к нашей республике, к ее поэтам, природе и людям.

В последние годы мы изредка обменивались письмами. Она писала мне о новых моих книгах, предлагала новые темы. Последнее письмо Сусанна Мар прислала мне в начале марта 1965 года. Отвечая на мою просьбу выступить с воспоминаниями о тех умерших литовских писателях, которых она полюбила еще в годы Отечественной войны, Сусанна Мар писала:

«Разумеется, я с удовольствием напишу о литовцах в Москве, умещусь в полтора авторских листа, я немногословна. Кроме Саломеи хочу написать о Пятрасе (Цвирке). Мы подружились с ним в Литве, а не в Москве. Было так: Корсакас хотел срубить дерево на улице Снядецких, чтоб не было сырости в Союзе. Я больше всего на свете люблю деревья, и Цвирка, став председателем Союза, сразу успокоил меня: «Ни за что не позволю срубить дерево». Воспоминаний о нем у меня много, и интересных, как он сам. Еще хочу написать о Палецкисе, поскольку помню его о такой замечательной и благородной стороны, что жаль это не запечатлеть.

Увы, здоровье у меня плохое… поэтому я хотела бы иметь редактором Вас и писать специально для «Пяргале», или куда Вы сочтете нужным».

У меня нет сведений, позволила ли тяжелая болезнь, уведшая поэтессу в могилу, выполнить ее последний замысел.