Буря в полдень

(Сейчас литовская литература, литовская поэзия обзавелась друзьями, почитателями, переводчиками, популяризаторами из числа виднейших русских писателей и поэтов. Но мы никогда не забудем тех людей, которые еще в самом начале, в тяжелейшие годы Отечественной войны, первыми протянули нам руку дружеской помощи, помогли вывести нашу литературу на всесоюзную арену и отдали делу ее популяризации свои способности, сердце, много лет труда. Среди таких людей одно из первых мест всегда будет принадлежать Сусанне Мар.)

В Клубе Союза писателей часто проводились различные мероприятия, которые привлекали писателей и их друзей. Незабываемым был вечер Ираклия Андроникова.

Известный исследователь жизни и творчества Лермонтова отличался еще и талантом подражать людям, с которыми встречался. Об этом в Москве рассказывали все. Кажется, сам Андроников избегал публично исполнять свою программу и охотнее выступал перед друзьями. Но вот как-то разнесся слух, что он согласился выступить в Доме литераторов. Само собой разумеется, что в этот вечер клуб уже за добрый час перед началом был заполнен публикой.

И впрямь вечер Ираклия Андроникова превзошел все мои ожидания. Я видел талантливых имитаторов — хотя бы Цвирку, — но это было что-то другое. Андроников, актер феноменальных способностей, казалось, без особых усилий так удивительно передавал движения, голос и тончайшие интонации изображаемых лиц, что с самых первых минут до конца вечера нельзя было оторвать от него взгляда. Он изображал известных всем поэта Самуила Маршака и Алексея Толстого, академика Отто Шмидта, критика Валерия Кирпотина и других; если закрыть глаза, просто нельзя было поверить, что слышишь Андроникова. Зрители покатывались со смеху, а некоторые из изображаемых сидели в зале и сами не знали, обижаться или смеяться тоже. Андроников рассказывал о них целые новеллы, в которых, они представали в семье и в общественной жизни своеобразными и одновременно комичными личностями (может быть, весь комизм заключался именно в подчеркнутом своеобразии)… Это действительно было редкое и высокое искусство.

(Андроников впоследствии развил некоторые из своих рассказов в интересные, опубликованные в печати новеллы, а другие талантливо повторяет на сцене.)

Я думаю, что одним из самых значительных художественных переживаний за годы войны как у меня, так и у тысяч москвичей была «Седьмая симфония» Дмитрия Шостаковича. Ее мы услышали в прекрасном Колонном зале 29 марта 1942 года.

Рядом с постоянными посетителями концерта сидели сотни людей в военной форме — генералы, полковники, рядовые… Еще перед тем, как за дирижерский пульт встал виднейший дирижер Самуил Самосуд, весь зал стоя приветствовал автора и его подвиг. Для собравшихся не было секретом то, что композитор свое произведение, впервые исполненное в Куйбышеве в конце декабря, писал в первые месяцы войны в осажденном Ленинграде, под обстрелом артиллерии, и завершил на берегах Волги. В Ленинграде он был начальником противовоздушной обороны дома, в котором жил, и не раз, отправляясь на дежурство, вписывал между нотами буквы «В. Т.» (воздушная тревога). Все только что читали его статью, напечатанную в день концерта в «Правде», в которой он среди прочего писал:

«Седьмая симфония — это поэма о нашей борьбе, о нашей грядущей победе. Работая над симфонией, я думал о величии нашего народа, о его героизме, о лучших идеалах человечества, о прекрасных свойствах человек о нашей прекрасной природе, о гуманизме, о красоте».

Ни одно музыкальное произведение никогда еще так не потрясало меня. Музыкальная речь была бесконечно понятной и волновала до глубин души. Симфония — монументальное произведение о решающем конфликте советского человека с тупым автоматизмом, с жестокой порабощающей силой. Произведение о мирном счастье, радости, в которые врывается то и дело повторяющийся мотив военного марша, напоминающий топот сапог вражеской армии, ворвавшейся в страну, — назойливый, отвратительный, ненавистный. Голос протеста, раздающийся в дальнейших аккордах произведения, исподволь перерастает в решимость, отразить и разгромить злые силы. Сочинение, написанное в трагическое для нашей страны время, полно веры в победу правды, красоты, мира, и этот мотив звучит песней триумфа, страстным убеждением, что звериное начало не может задушить человеческое, творческий труд человека, его усилия создавать новый мир, более совершенный, чем прежний…

На концерте публика, казалось, не дышала — всем своим естеством впивала силу, воплощенную в симфонии, а когда дирижер в последний раз взмахнул палочкой и прозвучал последний аккорд, слушатели расходились из зала потрясенные… Многие воины, сидевшие рядом с нами, прямо с концерта отправились на фронт, сражаться со смертельным врагом…