Бутыл все еще взирал на мир острыми глазами кошки. Кошка сидела на стропиле, следила за проносящимися птичками, а разум мага понемногу впадал в рассеянность. Такое случается все чаше. Переутомление. Ничего не поделаешь. Но вот движение там, на опушке леса – там, где недавно прятался их взвод. И там, на севере. И тут – эдурский лазутчик, еще один ползет с юга, из-за дороги. Нюхают воздух – неудивительно, ведь малазане таскают за собой немало протухших расчлененных трупов…
Да, мало осталось времени для отдыха. И хорошо, что немного – иначе морпехи напьются и не смогут встать, не то что сражаться. Но если еще подумать… Хеллиан способна сражаться в любой степени опьянения – один из ее капралов рассказывает, что она трезвеет и превращается ледышку, едва начинается замятня. Едва возникает нужда в командире. Поистине особенный талант. Солдаты ее боготворят. Как и взвод Урба, и сам Урб. Поклонение, связанное с ужасом и немалой долей похоти, смесь всех видов религиозного поклонения. Может, поэтому она так крута, щит веры хранит и ее, и солдат?
Появляется все больше варваров. Еще два десятка. А вон там – отряд столь же большой, как уже подошедший.
Бутыл заставил себя сесть. Заморгал, отыскивая товарищей. – Идут, – сказал он. – Пора бежать.
– Бутыл!
– Сотни, черт вас дери!
Он сверкнул глазами. Внезапный крик сменился тишиной. Ну что же, протрезвели.
У Клюва слезились глаза. Язык распух во рту. Его подташнивало. Маг не привык поддерживать горение свечи так долго – но выбора не было. Тисте Эдур повсюду. Они заглушают звуки подков, они вуалируют свои пути, так что кажутся всего лишь очередными тенями среди пестрых теней листвы. Он тянулся, болезненно обостряя каждое чувство, он пытался отыскать скрытных охотников, вставших на след малазан. Что еще хуже, они начали сражаться на малазанский манер – короткие, жестокие стычки, в которых оставить врага раненым лучше, чем убить. Раненые замедляют движение морской пехоты. Оставляют кровавый след. Нападают и отходят. Снова и снова. Ночь переходит в день, но отдыха нет. Только… бег.
Они с капитаном скакали при свете дня, пытались найти кулака Кенеба и взводы, приданные его роте. Два дня назад моряков с ним было четыреста. Клюв и капитан попытались пробиться на восток, вступить в контакт с вырвавшимися далеко вперед взводами, но были вынуждены отступиться – слишком много эдурских банд на пути. Он знал, что Фаредан Сорт боится: взводы заблудились, а значит – почитай что мертвы.
Он также уверился, что вторжение идет не по плану. Что-то в мрачном взгляде капитана подсказывало: не они одни столкнулись с проблемами. Недавно они наткнулись на три уничтоженных взвода. О, солдаты взяли за себя высокую цену – так сказала Сорт, внимательно изучив груды трупов и ведущие под полог леса кровавые следы. Клюв и сам расслышал в воздухе безмолвный вой смерти, увидел холодный огонь, которым дышит каждая битва. Вой вмерз в деревья, в каждый ствол, сук, лист. Земля под ногами смердела могилой. Потрясенная Лили, милая его кобылка, боялась сделать хотя бы шаг на прогалину, и Клюв отлично ее понимал.
Высокая цена, да, так она сказала. Хотя тут платили не монетами, а всего лишь жизнями.
Взмыленные лошади выехали на заросшую кустами насыпь; Клюву пришлось сосредоточиться еще сильнее, чтобы скрыть хруст кустарника и топот копыт – свеча в голове вдруг замерцала, и он чуть не выпал из седла.
Голос капитана ободрил его. – Клюв?
– Жарко, – пробормотал он. И тут же, в один миг, понял, к чему всё клонится и что ему нужно будет сделать.
Кобыла вырвалась вперед, взобравшись на очередную насыпь.
– Погоди.
Впереди было повалено несколько десятков деревьев, за ними виднелся мутный пруд с тучами насекомых. Двое моряков поднялись из грязи, держа наготове арбалеты.
Капитан подняла руку и сделала им нужные знаки; арбалеты опустились, часовые позвали пришельцев к себе.