Буря Жнеца

Рад Элалле расправил спину: – Я увожу моих Имассов, мать. Только они мне важны…

– Больше жизни родной матери?

– Больше, чем битва, которую она сама выбрала! – рявкнул сын. – Эти схватки… эти свары… они не для меня. Они твои и только твои. Я не желаю иметь с ними ничего общего!

Менандора отпрянула, подавленная гневом сына. Попыталась поглядеть ему в глаза, но не выдержала и отвернулась. – Тогда иди, сынок, и уводи своих «родичей». Иди!

Едва Рад кивнул и повернулся, она заговорила снова, самым суровым тоном, на какой была способна: – Но не его.

Сын хмуро поглядел на нее. Мать указала на Имасса.

На Ульшана Праля.

– Нет, сын. Его ты не заберешь. Ульшан остается здесь.

– Я не позволю…

Тут вождь клана бентрактов протянул руку, останавливая Рада Элалле, который был готов превратиться в дракона и вступить в схватку с родной матерью.

Менандора ожидала, храня внешнее спокойствие, хотя сердце тяжело стучало в груди.

– Она правильно говорит, – произнес Ульшан Праль. – Я должен остаться.

– Но почему?

– Из-за моего секрета. Из-за тайны, которую все они ищут. Если я пойду с тобой, они бросятся в погоню. Понимаешь? Я прошу: уведи народ в безопасное место. Уведи их, Рад, и как можно скорее!

– Ну, ты будешь биться рядом со мной? – спросила Менандора. – Ради жизни Ульшана Праля?

Но Ульшан оттолкнул Рада. – Сделай, как я прошу, – сказала он сыну Менандоры. – Я не хочу умереть, боясь за свое племя. Прошу, уведи их.

Колдун подал голос: – Мы сделаем все, что сможем, чтобы сохранить его жизнь.

Менандора презрительно хмыкнула. – Ты рискнешь? – спросила она сына.

Рад Элалле уставился на колдуна, потом на улыбчивого духа. Мать заметила, как на лицо сына вернулся покой – и жало беспокойства снова закралось в ее разум.

– Рискну, – ответил Рад и протянул руку к Ульшану Пралю. Жест нежности – он легонько провел ладонью по лицу Имасса. Затем Рад Элалле сделал шаг назад, развернулся и направился к стоянке клана.

Менандора посмотрела на людей: – Вы, проклятые идиоты!

– Вот за это, – отвечал маг, – я и не подарил тебе любимый камешек!

Еж и Быстрый Бен наблюдали, как Менандора спускается в долину.

– Странное дело, – шепнул сапер.

– Еще бы.

Они помолчали еще несколько ударов сердца. Еж повернулся к Бену: – Ну, что думаешь?

– Ты точно знаешь, что я думаю.

– Значит, то же, что я сам.

– Именно.

– Скажи мне, Быстрый…

– Что?

– Это на самом деле был твой любимый камешек?

– Ты имеешь в виду тот, что я выбросил, или тот, что я засунул в ее забавный белый плащ?

***

Шелтата Лор представляла собой подлинный образ Сумерек – ведь кожа ее за долгие тысячелетия плена стала морщинистой и темной как торф. Она надела темно-красный плащ, под цвет рыжеватым волосам и тусклым глазам; под плащом были усеянный бронзовыми заклепками жилет, черные кожаные лосины и сапоги.

Рядом с ней – Шелтата Лор взирала на холм – стояла Сакуль Анкаду, Пеструха; кожа ее (видимая лишь на руках) действительно была пегой. На изящных плечах – летерийский «ночной плащ» из тех, что вошли в моду среди благородных Тисте Эдур новой империи. Хотя этот плащ не относился к самым изысканным.

– Скоро, – прошипела Шелтата, – это владение станет прахом.

– Тебя это забавляет, сестра?

– Наверное, меньше, чем тебя, Сакуль. Почему я читаю в твоих глазах отвращение?

– Я не питаю любви к Имассам. Вообрази – народ, ставший прахом пещер на сотни тысяч лет. Они ничего не создавали. Их история стала сказкой, дикарским напевом, искаженной памятью. Они порочны. В их душах клеймо порока, неудачи. А здешние к тому же внушили себе, что живы по-настоящему.

– Не все они ненастоящие, Сакуль.

Пеструха пренебрежительно махнула рукой: – Главная вина, Шелтата, лежит на Повелителе Смерти. Если бы не попустительство Худа, это владение не протянуло бы так долго. Такая беззаботность мне противна.

– Итак, – улыбнулась Шелтата, – ты ускоришь гибель Имассов, хотя их мир и так гибнет. Они обречены.

– Ты не понимаешь. Ситуация… изменилась.

– Как это?

– Заблуждение, – пояснила Сакуль, – сделало их реальными. Они смертны. Плоть, кровь, кости. Они могут истекать кровью, умирать. Но они не подозревают о неминуемой гибели мира. Поэтому резня станет для них милостью.

Шелтата Лор хмыкнула: – Не терпится услышать, как они станут благодарить тебя.

В этот миг они увидели бело-золотую драконицу, пронесшуюся над гребнями холмов.

Сакуль Анкаду вздохнула: – Итак, начинается.

***

Солтейкен скользил по воздуху прямо на них. В пятидесяти шагах громадный зверь сложил крылья, выставил вниз лапы и сел на землю.

Тело обволок размытый вихрь… и еще через мгновение из пряного облака вышла Менандора.

Шелтата Лор и Сакуль Анкаду молча, с безразличным видом поджидали ее. Менандора встала в пяти шагах; горящие глаза перебегали с одной сестры на другую. Она заговорила: – Ну, мы пришли к согласию?

– Что за славный прецедент, – провозгласила Шелтата.

Менандора нахмурилась: – Необходимость. Давайте согласимся хотя бы в этом. Я не смогу в одиночку сохранить душу Скабандари. Финнест не должен попасть в его руки.

Сакуль прерывисто вздохнула. – Значит, он рядом?