Вот только Николай Павлович особо ими не гордился: генераторы на этих станциях крутили «доработанные» паровые машины, снятые с совсем уже мертвых паровозов, которые даже починить было невозможно. Однако и они тепла давали много, и не использовать это тепло было явной глупостью. То есть глупостью, когда есть и свои чугунные батареи, и на что трубы купить, тоже имеется…
А в поля вышли в большом количестве трактора. По всей республике было запланировано только «казенных» полей вспахать и засеять почти семьсот тысяч гектаров, а еще примерно двести тысяч собирались местные мужики задействовать. И Иван Алексеевич ничуть не сомневался в том, что планы эти будут даже перевыполнены: Николай Павлович распорядился, чтобы тракторные станции и частные поля пахали, правда после подписания с крестьянином договора о том, что он треть урожая отдаст после сбора урожая в оплату за работу тракторов. Понятно, что далеко не все крестьяне согласились, но больше половины сельских жителей республики такие договора заключили: все же трактором пахать быстрее, да и урожаи на полях, трактором вспаханных, получаются повыше. Заметно повыше, так что умеющий считать мужик довольно быстро соображал, что после уплаты зерном ему останется раза в полтора-два больше, чем при использовании собственной лошадиной силы.
К тому же, пока трактор пашет, самому можно и на строке поработать, за деньги поработать: почти в каждой деревне было решено свое зернохранилище выстроить. Правда у Ивана Алексеевича по этому поводу остался без ответа вопрос «а как потом зерно из деревни вывозить» — ну, если эта деревня стояла вдали от железной дороги, однако Николай Павлович сказал, что «об этом путь другие люди заботятся» — а кто конкретно… он все же умел находить людей, которые смогут о чем угодно позаботиться, так что и здесь найдет — если уже не нашел.
А вот зачем огромные зернохранилища он распорядился поставить хотя и на территории железной дороги, но в Красноярске, Новониколаевске, в Омске и даже в Челябинске, оставалось непонятным: даже при самых высоких урожаях и тех, что в Республике стоятся, должно года на два хватить. Однако слова о том, что «запас нужен на три года», Иван Алексеевич запомнил и возражать против этих строек не стал.
Глава 14
Иван Алексеевич главным достижением республики двадцать первого года считал успешно проведенную посевную. Федор Андреевич — получение из США уже к началу апреля пятисот паровозов, а Николай Павлович — то, что в крошечном поселке со смешным названием Букачача заработала угольная шахта. В поселке уголь копать начали еще задолго до революции, но копали без особого энтузиазма — а как революция случилась, то и добыча его полностью прекратилась. Но тогда прекратилась на еще дореволюционных копанках, а теперь заработала настоящая шахта, из которой в нужные места отправляться стало даже больше сотни тонн в сутки. Отправлялся этот уголек пока еще довольно кривым путем, по проложенной действительно «на скорую руку» узкоколейке с ручной перегрузкой в «нормальные» вагоны на разъезде Пашенный — но он был республике исключительно нужен. Просто потому что уголь там был исключительно высококачественный коксующийся. Настолько высококачественный, что даже если его перед запихиванием в коксовую печь наполовину разбавить угольком из-под Петровского Завода, из печи вылезет прекрасный металлургический кокс. Которого, между прочим, сразу стало хватать на обе печи в Красном Камне.
А когда сталь льется уже из двух печей, то ее становится достаточно и для выделывания тракторов, и на многое другое, в хозяйстве явно не лишнее. Но в основном «дополнительный металл» шел на изготовление строительных конструкций: перекрытий цехов, мостов, да той же арматуры для бетона. Потому что строить пришлось уже очень много.
Инженер Рейнсдорф, до войны работавший в Петербурге, зимой еще пришел к Николаю Николаевичу с очень интересной идеей. Идея понравилась, а сумма, нужная для ее реализации, как раз появилась — и в самом начале марта в Петровском Заводе начал разгружаться эшелон, пришедший аж из самой Германии. А ставить это оборудование так же из Германии прибыл германский специалист Бергиус, у которого Рейнсдорф выкупил его патент на очень интересный химический процесс — а заодно и заводик, на котором немецкий химик процесс этот уже успел обкатать. Сумма, уплаченная немцу за патент и завод, позволила бы безбедно прожить, вообще ничего не делая, не только ему самому, но и детям его, а возможно и внукам — но ему было еще и идеи свои воплотить, так что тут интересы сторон совпали.
Строить помещения для завода (и дома для его будущих рабочих) стали рядом с угольным карьером, точнее, уже на отрогах Цаган-Дабана, где внизу под землей угля уже вроде не было, а городок для работников завода Николай Павлович, не мудрствуя лукаво, назвал — как бы по примеру большевиков — именем возводящего его инженера. Правда, в отличие «коллег» из Москвы он так назвал совершенно новый город, а не заменил историческое название города существющего…