— Да хоть горшком назови… Пошли, пообедаем быстро: нам сегодня еще программу промышленного развития принимать, а это дело ой как непростое…
Глава 17
Программу промышленного развития представлял товарищ Кржижановский, и сама по себе программа всем очень понравилась — однако никому не понравилось то, что расписал ее Глеб Максимилианович аж на пять лет. А Николаю Павловичу не понравились «источники финансирования» этой программы:
— Мне нравится, что Глеб Максимилианович с оптимизмом смотрит в будущее. Но что совершенно не нравится, так это то, что он, по сути, предлагает нам промышленность построить буквально на костях русских мужиков.
— Что вы имеете в виду? — буквально вскипел председатель Госплана.
— Исключительно то, что сказал. Я тут внимательно изучил статистику, статистику, которую составляли в царской еще России, и заметил одну очень интересную особенность русской торговли с иностранцами. В частности, хлебной торговли. Например, в тринадцатом году из России за границу вывезли шестьсот шестьдесят пять миллионов пудов…
— Это всем известно.
— То есть почти одиннадцать процентов от общего сбора зерна.
— Думаю, вы не сделали тут великого открытия, — заметил товарищ Струмилин.
— А я и не претендую на великое открытие. Я хочу лишь заметить, что из этого объема заметно больше ста процентов было собрано в крупных помещичьих хозяйствах. То есть крупные помещики собрали даже больше миллиарда пудов, и на рынки — внешние и внутренние — эти хозяйства поставили почти половину из всего проданного зерна. А вот крестьяне-единоличники поставили на рынки меньше двадцати процентов, причем практически все это зерно поставили зажиточные крестьяне, а беднота — то есть те, на кого сейчас пытается опереться в деревне партия — все выращенное сами и сожрали, причем им даже этого не хватило и бедняки часть зерна покупали у богатеев.
— И что вы хотите этим сказать?
— Вы запланировали большую часть закупок оборудования за границей закупать за счет продажи туда зерна — но зерно вы собираетесь забрать как раз у мужиков-голодранцев, которые даже себя прокормить не в состоянии. Забрать зерно государство сможет, но мужик начнет дохнуть с голода. Мы к этому стремимся?
— Но у нас сейчас нет иного выбора…
— Чушь не говорите! Так, по вашим планам нам нужно продать иностранцам два — три миллиона тонн.
— Нужно, иначе мы просто не сможем закупить необходимое оборудование.
— Теперь прошу обратить внимание на такой факт, доказанный уже факт: один трактор обеспечивает, даже при очень плохом урожае, сто тонн зерна в год. То есть для получения трех миллионов тонн нам нужно выпустить в поля тридцать тысяч тракторов. Для которых потребуется подготовить шестьдесят тысяч трактористов и примерно три-четыре тысячи механиков, способных эти трактора чинить. Слава богу, на тридцать тысяч тракторов керосина у нас хватит…
— Насколько я знаю, нас уже есть больше двадцати тысяч машин, и за год будет изготовлено…
— Глеб Максимилианович, как показал тринадцатый год, для того чтобы страна была сытой, производить нужно зерна несколько больше. По моим расчетам стране нужно получать не менее девяноста миллионов тонн, а мы в состоянии, не обирая мужика, вырастить три миллиона. Сейчас в состоянии, а сам мужик, если не случится столь же урожайный год, как тринадцатый, вырастит еще миллионов тридцать. Которых ему самому на сытный прокорм не хватит. Отсюда вопрос: сколько мужиков мы готовы уморить голодом?
— Нам нужно немного потерпеть, пока мы не создадим современную промышленность!
— Нам? Как раз мы — я имею в виду собравшихся здесь — голодать точно не собираемся. Голодать будет мужик, а голодный мужик вообще работать не будет. Хорошо работает исключительно мужик сытый и довольный…
— Владимир Ильич считает крестьянство классом сугубо буржуазным и идти у него на поводу…
— Владимир Ильич — сумасшедший садист и откровенный враг России. Иного слова я для человека, приказывающего убивать людей за то, что они не хотят думать так, как он желает, я не найду. И попрошу больше на него не ссылаться: как авторитет он себя еще никак не проявил.
— Но ведь он совершил революцию…
— Никакую революцию он не совершил, не несите чушь. Он — предатель, когда страна вела войну, он сидел себе спокойно в Швейцарии, вкусно жрал, сладко спал и поливал страну помоями, желая победы Германии и порабощения России иностранцами. Вы что, статей его не читали или предпочти их быстро забыть? Я не забыл — и теперь, когда он окончательно спятил, ему надлежит тихо сидеть в палате желтого дома, надеясь на то, что те же мужики его там не найдут.
— А у Владимира Ильича может быть совершенно иное мнение, — не удержался Лев Борисович. — Он может счесть, что в палате желтого дома место нужно готовить вовсе не ему.
— Беда в том, что даже вешать его смысла нет, он просто не поймет что его вешают. Именно поэтому он еще жив, хотя для сохранения его никчемной жизни мне пришлось ему назначить охрану из особого бурятского батальона.
— Вы…