Буридан

Буридан вытащил свой и отбросил подальше от себя, в угол зала, после чего скрестил руки на груди.

Валуа успокоился. С той быстротой, которую принимает мысль в некоторых ужасных обстоятельствах, он настроил себя на то, чтобы извлечь из этого неожиданного события максимальную пользу.

Ни на секунду, нет, даже тогда, когда Буридан, отбросив кинжал, сдался на его милость, граф не подумал о том, что этот юноша — его сын, или если и подумал, то лишь для того, чтобы в очередной раз убедить себя в том, что этот молодой человек должен исчезнуть, исчезнуть навсегда.

Тревога, страх, отчаянная радость от того, что Буридан наконец находится в его власти — все эти чувства охватывали его, одно за другим, быстрые как молнии.

— Хорошо, я вас выслушаю. Значит, вы пришли от имени короля?

— Так я сказал вашим людям; вам же я говорю, что пришел от своего собственного имени.

Валуа почувствовал, как на лбу, у самых корней волос, выступил холодный пот.

— От вашего собственного имени! — глухо пробормотал он. — Но как же вы прошли сюда?

— Благодаря этому документу, — промолвил Буридан, — или, скорее, благодаря королевской печати. Достаточно оказалось одного ее вида.

В то же время он бросил на стол один из тех двух пергаментов, что были у него при себе.

Но вовсе не тот, который он предъявил постовому офицеру.

Валуа жадно схватил бумагу, пробежал глазами по строчкам с удивленным видом, а затем спросил:

— Этот приказ вам передал король?..

— Нет, — спокойно сказал юноша. — Я забрал этот пергамент у вашего слуги Страгильдо и, как видите, воспользовался им.

Валуа перевел дух. Его сын не видел короля! Его сын пришел не от имени короля!

— И что этот Страгильдо? — спросил он безразличным, с виду, голосом. — Вы держите его у себя в плену?

— Нет, — произнес Буридан с все тем же спокойствием. — Страгильдо мертв, я убил его.

На сей раз граф вздрогнул — от безграничной радости. Одно за другим, с необъяснимым безрассудством, Буридан отбрасывал все свои средства защиты, как ранее отбросил кинжал.

Валуа быстро шагнул к факелу и подставил бумагу под огонь, тогда как зажатый в его правой руке кинжал был направлен в сторону Буридана.

Но Буридан даже не шелохнулся, позволив графу сжечь пергамент…

«Уж теперь-то он попался!» — подумал Валуа.

И действительно: Буридан сам лишил себя всего своего наступательного и оборонительного оружия.

— А теперь, — промолвил Валуа, — говорите. Что вам от меня нужно?

— Монсеньор, — сказал Буридан, — я пришел просить у вас жизнь и свободу для троих человек, которых вы держите узниками в камерах Тампля.

— Вот как!.. И что же это за люди?

Пусть Валуа и был уверен в своем триумфе, наслаждаться этим триумфом он не спешил. От своей партии игры в той странной ситуации, в которой он сейчас находился, граф испытывал непередаваемое удовольствие. Юноше, который был перед ним, предстояло умереть. Валуа ненавидел его еще более, чем своего соперника, Ангеррана де Мариньи. Налившиеся кровью глаза графа, искривившиеся в смертельной улыбке губы, дрожь, пробегавшая по всему его телу, синеватый цвет, распространившийся на его загорелом лице — все выдавало бушевавшую в нем ярость и ненависть. Так как этот юноша, этот Буридан, был не только тем, кто заманил его в западню, затащил на виселицу Монфокон и, заставив испытать смертные муки, оскорбил своим великодушием — сохранив ему жизнь! Этот юноша был не только тем, кто победил его в Пре-о-Клер, не только тем, кто пощадил его в Нельской башне; наконец, не только тем, кто побил его еще раз на склонах Монмартра…

Нет, все эти ужасные встречи ничего уже для Валуа не значили! Эта судьба, которая всегда и везде ставила на его пути Буридана, отошла на второй план. Эти причины ненависти потихоньку рассеивались…

Если что и заставляло Валуа трепетать от ярости, так это то, что капитан Буридан был любим Миртиль, и Миртиль принадлежала ему! Да, он забрал ее в свое логово во Дворе чудес, где дал отпор всей королевской армии! Да, этот Буридан любил Миртиль, и — пароксизм ярости — это чувство было взаимным!

В то же время, если что и заставляло Валуа трепетать от страха, так это то, что этот человек мог, или смог бы, когда бы ему вздумалось, прокричать: «На самом деле, мое имя вовсе не Буридан! Валуа — вот имя, на которое я имею полное право! И я имею полное право носить на своем боевом щите герб Валуа, дяди короля Франции, пусть я и являюсь бастардом!.».[16]

И теперь этот юноша был в его руках! Наконец-то! Он собирался его раздавить. Ничто на свете не могло спасти любовника Миртиль, сына Валуа!..

Но, удостоверившись в том, что ему достаточно лишь поднять палец, чтобы убить Буридана, граф хотел теперь узнать все его помыслы. Потому-то он и спросил, что это были за люди, для которых Буридан требовал свободы.

Буридан отвечал:

— Прежде всего, это Филипп д'Онэ.

— Ха-ха! — промолвил Валуа все с той же улыбкой. — Что касается этого, милейший, то мне было бы затруднительно вернуть ему жизнь и свободу, в силу того, что он умер!

— Умер!.. Филипп умер!..