Буридан

На рассвете четверо товарищей направились к городу, Страгильдо шел посреди них. Рот ему заткнули кляпом, руки связали за спиной, а для того, чтобы никто не увидел ни этот кляп, ни эти путы, Бигорн набросил ему на плечи свой широкий плащ и закрыл лицо капюшоном.

В Париж они совершенно беспрепятственно вошли через ворота Сент-Оноре, обе башни которых с восходом солнца окрасились в розовые полутона. Ведомыми им одним путями друзья поспешно пересекли город и прибыли в Ла-Куртий-о-Роз, как и планировал Буридан.

XXVII. В ТАМПЛЕ

Прежде всего Буридан позаботился о том, чтобы на сей раз его пленник уже никак не смог бы сбежать: для пущей надежности негодяя связали по рукам и ногам, после чего Бигорн железными цепями приковал его к двери. Путы, правда, немного ослабили, чтобы пленнику не было больно и он мог ходить. Наконец, было решено, что каждый час кто-нибудь из друзей будет проверять, что Страгильдо не замышляет чего-то дурного, а ночью они по очереди будут дежурить у двери погреба, в который бросили итальянца.

Разобравшись с этой проблемой, Буридан погрузился в раздумья, позволив спутникам с обычным усердием заниматься всем тем, что касалось другого важного вопроса — еды.

Покончив с уютными кандалами для Страгильдо, Бигорн первым делом отправился в тот уголок сада, где он закопал шкатулку Маленгра. Земля выглядела нетронутой. Но, как говорится, береженого Бог бережет. Бигорн свистнул на подмогу Гийома с Рике и принялся копать.

Трое приятелей немало потрудились, но сколько ни копали, шкатулки так и не нашли. Ночью ее умыкнул некто четвертый!

Бурраск и Одрио взвыли от ярости. Бигорн вырвал у себя клок волос. Поскольку Гийом и Рике высыпали свои сокровища в шапочку, великодушно предложенную Буриданом лучнику, охранявшему лестницу крепостной стены, у всей этой честной компании остались лишь те золотые монеты, которые сохранил Ланселот.

По правде сказать, этот остаток, так и не покидавший карманы Бигорна, представлял собой все еще приличную сумму, которой в другое время друзья вполне бы удовлетворились, но, по сравнению с тем, чего они лишились, то был сущий пустяк.

— Мы разорены, — только и смог вымолвить Бигорн.

— Да, и перенести подобный удар нам поможет лишь плотный обед, — заметил Рике.

Буридан, которому сообщили об этом происшествии, особых эмоций не проявил.

Он вынашивал свой план, то есть ту интересную мысль, о которой говорил, ничего не объясняя.

Вечером он вознамерился покинуть Ла-Куртий, но тут друзья заметили, что окрестности, обычно столь тихие и пустынные, вдруг как-то ожили. Многочисленные группы людей сновали взад и вперед, направляясь, как казалось, к Тамплю. Прямо напротив Ла-Куртий, воспользовавшись этим столпотворением, устроились менестрель и жонглер; первый — для того, чтобы петь свои кантилены, второй — дабы демонстрировать ловкость рук.

Буридан вынужден был перенести свою вылазку на завтра.

Но и на следующий день с самого утра возле Тампля вновь собралась та же толпа. Бигорн, посланный в разведку, чтобы узнать, что происходит, вернулся через час, заявив, что расположившиеся у Тампля парижане поют, смеются и пьют, прерываясь лишь для того, чтобы требовать смерти человека, который, по их мнению, находится внутри старой крепости. Этим человеком был первый министр Людовика X.

Начался процесс над Ангерраном де Мариньи!

Буридана охватило беспокойство. До завершения процесса, то есть до тех пор, пока вся эта толпа не разойдется, его план был невыполним.

Прошел еще один день, за ним — еще.

Наконец, вечером четвертого дня — уже смеркалось, — четверо товарищей увидели, что народу поубавилось. Те же возбужденные группы, что приходили к Тамплю по утрам, удалялись, издавая громкие радостные крики. И это непередаваемое счастье парижан было страшно видеть и слышать; то был их реванш за долгие годы страха, то был выплеск ненависти, накапливавшейся на протяжении двадцати лет: Ангерран де Мариньи, обвинявшийся в вероломстве и казнокрадстве, был приговорен к смертной казни! Приговор должен был быть приведен в исполнение через три дня, на протяжении которых осужденному надлежало молиться в часовне Тампля, принося повинную, после чего бывший фаворит Филиппа Красивого, всемогущий министр Людовика X, будет препровожден к виселице Монфокон, где и будет повешен мэтром Каплюшем, заплечных дел мастером.

«Хорошо! — подумал Буридан. — У меня в запасе три дня. Я его спасу!»

Он дождался ночи. Окрестности Ла-Куртий-о-Роз вновь опустели, приняли свой привычный мрачноватый вид. Парижане, отныне уверенные в том, что они будут отомщены, вернулись в город, где с нетерпением стали ждать утра того праздничного дня, когда им предстояло увидеть болтающимся на веревке человека, который столь долго их мучил и терзал.

Тогда Буридан объяснил друзьям, что он собирается отправиться в Тампль и поговорить с Валуа.