На минутку она задумалась, стала оглядываться по сторонам – справа должен быть Севастопольский бульвар, там она непременно поймает такси. Придя к этому выводу, она свернула в переулок, он был узкий и темный, и она прибавила шагу, чтобы быстрее оттуда выбраться, но тут ее взгляд остановился сперва на одном, потом на другом тротуаре, и она снова замедлила шаг…
Они стояли, по одной у каждой двери, застывшие, словно мраморные скульптуры, или, вернее, скульптуры из разных материалов, не только из мрамора, но и из слоновой кости и черного дерева – стояли и пустыми взглядами смотрели перед собой. Ни один мускул не шевелился на их лицах при приближении Анники, ни одна из них не повернула головы, не поинтересовалась, кто это идет мимо, но и не смутилась, не опустила глаз. Должно быть чрезвычайно мучительно удерживать одно положение в течение долгого времени, Анника знала это, разве она в детстве и в молодости мало стояла часами на сцене Певческого поля, в ходе репетиций певческого праздника, только тогда было лето, и она пела, эти же женщины мерзли тут по совсем другой причине… Кто их так расставил, в два прямых ряда, с одинаковыми промежутками, будто в каждом доме не могло быть больше одной женщины, но и будто ни один дом не мог существовать без таковой? Мизансцена эта отдавала чем-то бездушным и искусственным, так, словно и продажную любовь выставили в витрине супермаркета… И все же, Анника была в этом уверена, никто не заставлял этих девушек стоять здесь, они сами, по непонятным для нее причинам, предпочли проституцию работе за кассой магазина или на конвейере…
Кстати, вполне возможно, что они зарабатывали больше, чем она, ибо много ли осталось людей, любящих оперу, а вот мужчин, готовых платить за краткое удовольствие, хватает всегда. Кто знает, может и Пьер ходил время от времени сюда, в квартал Сен-Дени – Анника вдруг вспомнила, где она находится – а если не ходил теперь, то наверняка делал это раньше, до встречи с ней. И вообще – в самом деле, чем она так уж отличалась от этих женщин? Она тоже продавала себя, или, вернее, свой голос, и эта сделка становилась возможной только благодаря тому, что кто-то был согласен платить за то, чтобы ее слушать – и на нее посмотреть. Так что похоже, что Юрген был прав, когда советовал Аннике не ставить себя выше проституток, то есть, он сказал, стриптизерш, но по мнению Анники это было одно и то же – все они были проститутками, все, кто служил системе, называемой капитализмом.
Вдруг она вспомнила, как вместе с одноклассниками в свое время издевалась над Брежневым, который, будучи главой большого государства, бормотал, как старик – да он и был стариком – и ей стало стыдно за свою глупость. Ибо, насколько бы ни был дряхл и жалок Брежнев, в его время не было проституток, наоборот, тогда заботились о том, чтобы талантливые люди, такие, как Анника, могли бесплатно учиться. Анника не забыла, с какой завистью на нее глядели однокурсницы в Милане, когда она им рассказала, что никогда не платила ни копейки за учебу в музыкальной школе и в консерватории – тут, на западе, это было невозможно. Так что кто знает, родись она не в Советском Союзе, а в мире, который принято называть «свободным», может, и она не стала бы певицей, а стояла бы сейчас в ожидании клиента на тротуаре…
Она повернула назад – пройти сквозь этот застывший строй не было сил, это было трудно даже под руку с Пьером, как это пару раз случалось, Сен-Дени был не единственным таким кварталом, но одной – уж совсем. И все же, благодаря этому, Анника сориентировалась и поняла, что совсем не надо было сворачивать с пешеходной улицы в сторону, еще метров сто, и она выйдет по ней на Бульвары, а там можно или взять такси, или поехать к Гарнье на метро.
Надо привыкать быть экономнее, подумала она с иронией через пару минут, спускаясь по лестнице под землю.
Глава четвертая
КАЯ
Пьер позвонил, когда Анника у Лафайет снова выбралась наверх. Он еще ничего не знал, услышав новость, был весьма обескуражен, но быстро собрался, задал несколько уточняющих вопросов и сказал:
– Я сразу же позвоню в театр. Не беспокойся, все уладится.
– Каким образом? – поинтересовалась Анника скептически.
– Есть же договор, – сказал Пьер и поспешно попрощался, он уже торопился на запись.
Договор? – подумала Анника холодно и отчужденно. Какая может быть польза от договора?