Буриданы

Зима пролетела в беготне между работой, домом и Татьяной, когда наступила весна, Алекс отправил Марту с детьми на юг, сняв для них у старого знакомого ялтинского грека Василидиса целый нижний этаж с полным пансионом. Сколько было в этом широком жесте вины перед Мартой и сколько желания проводить больше времени с Татьяной? Наверное, примерно пополам того и другого — но главной причиной все же был Герман, который уже второй год лечился у профессора Боброва и для которого компания матери и Софии много значила. Так или иначе, но Алекс остался один, впервые столь надолго после дюжины лет семейной жизни. Вначале ему даже нравилось снова чувствовать себя холостяком, особенно потому, что теперь он уже не был бедняком и ему не приходилось самому гладить штаны и стирать носки, для этого у него была Дуня; правда, кухаркой она была посредственной, и когда ему хотелось чего-то повкуснее, он мог пойти в ресторан, — но со временем ему стало скучно, он уже не знал, что делать вечерами, вернувшись от Татьяны, не находил себе места, шатался по квартире, выглядывал из одного окна, из другого, слушал, о чем во дворе под сиренью болтают соседки, и уже в десять часов ложился в постель, считая дни, когда можно будет взять отпуск и поехать к семье.

Но сначала надо было подбить баланс, а для этого нужно ждать Конрада. Партнер должен был приехать уже в марте, но заболел инфлюэнцей, потом долго восстанавливался и только теперь более-менее пришел в форму. Наконец он прибыл, правда, немного еще бледный, но дружелюбный и деловой, как всегда. Три дня они корпели над бумагами, время от времени развлекая друг друга то недостачей машинного масла, то прошением мусульман Казанской губернии прислать им «одного троянского коня», а на четвертый разогнули спины, обменялись рукопожатием и решили пойти в какое-нибудь шикарное местечко отметить удачное завершение делового года.

В «Савойе», увы, было так же жарко, как и везде, хотя окна были распахнуты, и посреди зала журчал фонтан. Склонный к полноте Конрад сразу снял пиджак и повесил на спинку стула, Алекс, немного стеснявшийся официантов, вертевшихся вокруг них, страдал дольше, но после бефстроганова последовал примеру партнера. Они были одного возраста, и это создавало между ними особую атмосферу доверия и взаимопонимания, редко возникающего между людьми разных поколений.

— Тебе-то что, через пару дней будешь купаться в Черном море, — проворчал Конрад добродушно.

— Туда еще надо добраться, — ответил Алекс, — что дело непростое, Распутин не позволил построить железную дорогу до побережья, сказал, что это осквернит природу святой Руси.

— Неужели у вас все решает Распутин? — засомневался Конрад. — У самого царя что, головы нет?

— Есть, но это голова жены, — сострил Алекс с удовольствием.

Конрад вздохнул.

— У нас с Вильгельмом проблемы иного порядка, он хочет все решать сам. Порой я даже жалею, что мы в семьдесять первом показали французам, где зимуют раки. Пиррова победа — они после этого избавились от императора, а мы нет.

— Ну, на дело Беккеров это как будто повлияло плодотворно, — отозвался Алекс.

Подошел официант, и беседу пришлось прервать, в этот ресторан ходило много иностранцев, и персонал немного знал языки. Пока сверхвежливый молодой человек наливал коньяк и ставил на стол кофейные чашки, Алекс думал, кого же он напоминает, и понял — его самого тех времен, когда он подавал

в мызе Лейбаку графу кофе в постель.

— Каждое частное дело, которое слишком связано с властью, имеет плохой конец, — хмыкнул Конрад мрачно, когда официант удалился.

— Отнюдь, — возразил Алекс. — В России, чтобы по-настоящему разбогатеть, как раз необходимо иметь связи с властью. Кто не умеет подладиться к министру или его товарищу, тот о миллионах может только мечтать.

Конрад усмехнулся.

— Да и в Германии то же самое. Вопрос в другом: власть, как ты знаешь, предпочитает пушки сеялкам, ружья — лошадиной упряжи и мундиры — кафтанам. А теперь подумай сам — если есть мундир, ему уже не положено висеть на вешалке. Если есть ружье, оно не должно заржаветь. По крайней мере, учения время от времени проводить надо. Для этого нужны люди. А теперь смотри, что дальше, — в какой-то момент выясняется, что куча народу только и умеет, что стрелять из ружья. И к чему это ведет?

— Ты думаешь, будет война?

Когда разговор перешел на политику, Алекс почувствовал себя немного не в своей тарелке — его немецкий за годы брака стал намного лучше, и деловые вопросы он решал без проблем, но при обсуждении столь сложных тем у него все-таки возникали трудности, понимать, что говорят, он понимал, но вот высказать ясно и точно все свои мысли еще не мог.