Бурная молодость Жени Степанова

Остальные девчонки, как по команде набросились на смущённого парня. Сзади кто-то прыгнул на плечи и схватил руками за горло. Спереди подлетела какая-то мелкая шавка и попыталась с размаха врезать Евгению в пах. Он еле успел закрыться бедром. Удары сыпались с разных сторон. На спине повисла девица весом в мешок полный сахара и сильно давила на горло.

– Танька! – крикнула бандерша: – Бей козлину по черепу!

Женя увидел, как одна из девах запрыгала на левой ноге, пытаясь снять босоножку на толстой подошве. Каблуки на её большой обуви были в ладонь высотой и сантиметра четыре в диаметре.

– Облепили, как собаки медведя! – подумалось Жене. Он припомнил охоту на любителя мёда, которую не очень давно видел в кино. Несмотря на силу и ловкость, всё для того косолапого закончилось плохо. Подоспели охотники и пристрелили беднягу.

Дальше парень действовал на автомате, так, как научился в уличных драках на родной Безымянке. Все боевые движения происходили почти одновременно. Левой рукой он схватил за запястье, пережимавшее горло, сильно сжал и вывернул вниз.

Тонкие кости хрустнули подозрительно громко. Хватка девицы ослабла. Она заорала прямо над ухом.

Не заботясь о прочих бандитках, он закинул правую руку, как можно дальше вверх и назад. Схватил висящую на загривке шалаву за лохмы. Резко согнулся в поклоне и со всей силы кинул лахудру вперёд.

Девица перевернулась в вечереющём воздухе и ногами воткнулась в свою боевую подругу. Попала она в ту шмакодявку, которая снова пыталась въехать Жене по яйцам. Они кубарем покатились в зелёный газон.

Краем глаза парень заметил, что Танька все же сняла обувь с ноги. Подняв босоножку, словно дубинку она помчалась к намеченной жертве. Отмахнувшись от бандерши, он развернулся и рванулась навстречу. Оружие начало опускаться на голову Жени. В этот момент, он со всей своей скорости врезался в грудь крепкой девки.

Как писали когда-то в романах, семьдесят пять килограммов бушующей ярости, легко опрокинули Таньку навзничь. Она, словно кегля, закувыркалась по пыльной земле.

Дальше Женя использовал самый надёжный приём из арсенала боевого искусства. Парень задействовал быстрые ноги. Настолько стремительно мастер не бегал очень давно. Пожалуй, со школьных времен, когда сдавал норматив на спринт в сотню метров.

Какое-то время, из-за спины доносились возмущённые вопли поддатых девиц. Потом, всё, наконец-то, затихло. Облегчённо вздохнув, Женя пошёл спокойным размеренным шагом. До общаги было ещё далеко. Нужно было держать ухо востро.

В советской Осетии

Дорога до Благовещенска была очень однообразной и удивительно долгой. Закончив рассказ о Восточной Германии, Дадацкий повёл беседу о другом гарнизоне, где ему довелось послужить:

– Наш полк размещался в предместьях Владикавказа. С одной стороны находилась столица Осетии, с другой, стояло большое село, где жили, в основном, осетины. Русских там было раз, два, и обчёлся, а граждан других национальностей вообще никогда видали.

Я был тогда молодой, неженатый, очень худой и полный сил и энергии. Каждое утро я вставал в шесть утра, бежал пять километров до ближайшего озера и, в любую погоду, плавал там четверть часа. Бегом возвращался в казарму, принимал душ, натягивал форму и, только потом, шёл на работу.

Однажды, один офицер заболел. Мне приказали несколько суток проверять караулы. Иду я перед рассветом сменить часового. Согласно уставу, солдат мне кричит: – Стой, кто идёт?

Отвечаю: – Разводящий. Лейтенант Дадацкий.

Он, то ли меня не расслышал, из-за сильного ветра? То ли не понял, что я говорил? То ли его смутила фамилия, которую он сроду не слышал? Как бы то ни было, но он повторил свой вопрос.

Я ответил ему и продолжил идти. Боец опять прокричал то же самое. После третьего раз, он вдруг поднял карабин, да как шарахнет в меня с десяти с чем-то метров. Хорошо, что промазал. Иначе, я бы сейчас с вами не ехал.

В общем, я и новая смена бойцов бросились в разные стороны. Все стали дружно орать на солдата. Мол, ты что, сдурел, идиот? Только тогда, он узнал, что пришёл офицер из его воинской части.

Парня потом отругали, но даже не стали сажать на губу. Мол, согласно уставу, он всё сделал правильно. Трижды спросил, не получил внятных ответов и сделал предупредительный выстрел над головой постороннего.

Переживая воспоминания давних времён, Дадацкий чуть помолчал и продолжил рассказ: – Кроме службы, меня интересовали обычаи местных людей, что находились вокруг. Старожилы полка мне рассказали, что, несмотря на антирелигиозную пропаганду, проводимую в СССР, осетины всегда почитали православные святцы.

Главным у них считался Джеоргуба, осенний праздник в честь их святого Уастырджи, покровителя мужчин, путников, защитника слабых и обездоленных. У русских его называли Георгием Победоносцем.

Подготовка начиналась уже с воскресенья, накануне 23 ноября. Торжества продолжались неделю. Вторник почитался особенным образом. Для праздника закалывали жертвенное животное: барана, а то и быка. В те дни, осетины не могли есть свинину или курятину.