Бурый призрак Чукотки

Вообще-то упряжным собакам заходить в сени не разрешалось, тут хранилась еда. Но сейчас я не стал возражать. Пусть очухаются.

Печка зимой топилась круглые сутки. Чайник весь день задумчиво булькал на краю плиты, а заварка млела на теплой печной притолоке. Наливая чай, мы поглядывали в окно, выходившее на озеро, но уже через минуту ничего не могли увидеть: мгла натекла лохматой беспросветной тучей и, словно какой-то великан, придавила тундру вязкой подушкой. В стекло стукнул снежный заряд, ветер тряхнул дом за угол, и запела, заплясала в безумной пляске очередная пурга. В доме потемнело, и жена зажгла керосиновые лампы. Теплый желтый свет облил стол, и мы уселись вокруг.

— Сколько раз говорил — далеко от дома не уходить.

— Мы недалеко! Хотели в пургу понырять. А собаки вдруг остановились, шерсть — бум! — Сын сделал рукой жест над затылком. — Мы смотрим — а там слоны…

— Ну какие-то огромные звери, — сказала жена. — Только таких не бывает… Сейчас нету, — тихо уточнила она. — А раньше были… — Она помолчала и шепнула: — Мамонты…

— Кто? — тоже шепотом спросил сын.

— Древние северные слоны. Помнишь, в прошлом году старатели везли бивень с верховьев речки Пегтымель?

— Точно! — припомнил сын. — Закрученный такой, все сани у трактора занимал? Я его даже сдвинуть не мог.

— Мы и втроем бы не сдвинули, — сказала жена.

— А сам мамонт был покрыт рыжей шерстью. Да у нас вроде и книжка есть, — я порылся на полке. — Вот.

Это был маленький томик Русанова «Внимание, мамонты». Рисунки и фотографии произвели на сына огромное впечатление. Наверное, еще и потому, что наслоились на недавно пережитое. Особенное восхищение вызвала фотография волосатой ноги, найденной на Индигирке.

— Точно, у наших такие же были!

— Ну-у, это уже фантазия. Мамонты давно вымерли. Хотя… тут все может быть. Места действительно необследованные. Но, может, не мамонты, а какие-то другие звери? А вдруг туман пурговой виноват? Рефракция получилась. Как тогда с евражкой…

* * *

…В одном из путешествий горный склон, на котором мы находились, закрыло облако. Прямо в нем мы и оказались. И вдруг среди огромных камней увидели зверя с дом высотой. Словно древний ящер, только лохматый. Стоит на задних лапах, а хвост задран выше головы. Зубищи по метру, когти — по два. Кое-как стянул я карабин, но тут облако стало таять. Зверь заколебался и пропал. А на его месте сидит евражка. Туман преобразил ее в огромного и страшного зверя. Лучи света рассеиваются в тумане, а потом соберутся на одном предмете и так его исказят — диву даешься…

— Может, и рефракция, — с сомнением сказала жена.

— А собаки? — не унимался сын. — Они, что ли, дураки? Они будут гавкать на снег, а потом удерут?

— Действительно — самый серьезный довод.

— Собаки сначала носы задрали, долго нюхали, потом — шерсть столбом, хвосты поджали да ка-ак драпанут! — Сын помолчал и предложил самое простое и очевидное: — Следы надо посмотреть.

— И правда! — согласилась жена.

Пурга кончилась на третий день. Выглянуло бледное, словно после долгой бессонницы солнце, и мы сразу отправились на озеро. Собаки веселой гурьбой носились пр розовым застругам, напиленным в снежных полях пургой. Лыж в том месте, где их бросили, не оказалось. Палки на месте, а лыжи унесло под Сон-бугор. Ветер загнал их, как лодки по воде, на подветренную сторону морены. Две совсем занесло снегом, но их раскопали собаки.

Наконец мы пошли вокруг бугра. Собаки было выскочили на озерную гладь, но вдруг Пуфик, бежавший впереди, остановился, вытянул шею, оттопырил хвост и поднял шерсть на загривке. Враз замерли и остальные псы. Я невольно потянулся к карабину.

— Пошли. Только вперед не лезьте.

Едва мы прошагали метров десять, как собаки начади скулить и медленно двинулись следом. Вместе с хозяевами страшно, но одним — страшнее.

Легко определить зверя по свежему следу на снегу. Но попробуйте сделать это после пурги…

Три вереницы следов пересекали озеро. Перед пургой это были отпечатки лап, а теперь остались лишь четкие овалы, занесенные вровень с верхними краями. Следы сантиметров в тридцать в длину и чуть меньше в ширину. Они шли со стороны Скрипучки через озеро в Волчий распадок. Я даже нагнулся и потрогал снег в одном из овалов: не мистика ли? Запах бы схватить, но тут нюх урожденного горожанина бессилен…

Сзади заскулили собаки.

— Может, найдем где-нибудь незанесенный отпечаток? — предположила жена.

Мы направились влево, к Скрипучке, вышли со льда на пологий берег. Однако и там были лишь овалы. А у подножия сопки, на обдутых каменных осыпях, пропали и они.

— Только следы от следов, — сказал сын, показав на развороченные плитки сланца в одном месте.

— Дальше — бесполезно, — сказал я. — А в Волчий распадок всем вместе опасно. Вот если…

— Один не пойдешь, — решительно упредила жена.

— Тогда — пошли домой.