Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Однако уже несколько поколений историков сельского хозяйства утверждают (вопреки фабианской теме, впервые сформулированной в 1911 г. и последовавшей за Марксом), что огораживания XVIII в. были во многом справедливыми и не изгоняли людей из деревень.9 Правда, в XVIII в. парламент превратился в исполнительный комитет земельных классов, что облегчило переворот старых форм сельского хозяйства по сравнению с тем, что было раньше и под королевским контролем. Оливер Голдсмит, сетуя на якобы заброшенную деревню, писал в 1770 г., что "эти безлюдные места сыны богатства делят между собой, / И даже босые простолюдины от них отказываются". Однако вопреки пасторализму поэмы, которая, как обычно, больше опирается на аристократические традиции в поэзии, восходящие к Горацию и Феокриту, чем на свидетельства английской сельской местности, общину обычно покупали, а не крали. Можно с сочувствием указать на ущерб, наносимый многочисленными бедными носителями традиционных прав, но при этом не верить в то, что представляется ложным, - в то, что индустриализация в какой-то мере зависела от отъема прав у дачников на сбор древесины в общинах. Индустриализация, в конце концов, произошла сначала в северных и западных районах, в основном огороженных задолго до этого, таких как Ланкашир или Уорикшир, и особенно (как отметил Эрик Джонс) в районах, неблагоприятных для сельского хозяйства, а не в плодородных Восточных Мидлендах, Восточной Англии или на Юге - местах, где парламентские акты XVIII века действительно преобразовали многие деревни, хотя ни одна из них не была "заброшена". Повторяю, в таких свежеоблагороженных районах численность местного населения после огораживания увеличилась.

Результатом огораживания стало несколько более эффективное сельское хозяйство. Возможно, именно за счет повышения эффективности и увеличилась занятость, так как немного повысился спрос на более производительных работников. Но было ли, таким образом, ограждение, с оптимистической точки зрения, героем новой индустриальной эпохи? Ни в коем случае. Ничего особенного не изменилось бы, если бы английское сельское хозяйство, как и сельское хозяйство на континенте, сопротивлялось огораживанию до столетия после индустриализации. Изменения в производительности были невелики - возможно, 10-процентное преимущество огороженной деревни над деревней с открытым полем, а выгоды были невелики в национальном масштабе, хотя и представляли собой значительное увеличение по сравнению с прежней рентой (примерно в два раза, что объясняет, почему они произошли: действительно, это наиболее надежный метод расчета изменения производительности). Сельское хозяйство составляло значительную часть национального дохода (сократившись, возможно, до трети к 1800 г.), но доля земель, подлежащих огораживанию, составляла лишь половину земель Англии (остальное приходилось на "регионы, в основном огороженные задолго до этого"). Закон Харбергера снова подтверждает себя: (1⁄3) (½ ) (10%) = 1,7% национального дохода, получаемого за счет огораживания открытых земель. Улучшение дорожного покрытия вокруг и через деревни, в которых проводилось огораживание, могло быть более важным, чем перестановка разрозненных участков, которой уделяется наибольшее внимание в истории (спрямление и ремонт дорог сопровождали огораживание, но этот эффект редко подчеркивается).

Не был прав и Адам Смит, утверждавший, что богатство нации зависит от разделения труда. Правда, экономика все же специализировалась. Новаторская работа Энн Куссмаул по специализации сельского хозяйства показала, что она происходила в Англии начиная с XVI века. Максин Берг и Патриция Хадсон подчеркивают, что современные фабрики не обязательно должны были быть большими. Но, тем не менее, на фабриках происходило тесное разделение труда, поскольку они поставляли на соседних фабриках. Большинство предприятий были небольшими. Они осуществляли разделение труда через рынок, как утверждал Смит. Давно известно, что, например, металлообработка в Бирмингеме и Черной стране или в Шефтельде была разбита на сотни мелких предприятий, опередив на два столетия "японские" технологии создания изобретений "точно в срок" и детальной субподрядной работы. Разделение труда, конечно, произошло, причем широко.