Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Самый простой и исторический аргумент состоит в том, что индустриализирующийся Запад начал свою имперскую авантюру только после того, как ввел инновации в области пара, стальных кораблей, патронных лент и пулеметов - то есть после промышленной революции, а не до нее. По словам Голдстоуна, "не колониализм и завоевания сделали возможным подъем Запада, а наоборот - именно подъем Запада (в смысле технологии) и [сравнительный] упадок остальных сделали возможным полное распространение европейской власти по всему миру". Ленин в этой части был прав: империализм - последняя стадия капитализма. Не первая.

Современное следствие исторического аргумента состоит в том, что процветание Запада вовсе не зависит или, в худшем случае, очень мало зависит от эксплуатации третьего мира. Империализм был плох. Плохое, однако, не всегда приносит пользу плохому человеку. Преступление не всегда оплачивается. Безусловно, такая закономерность противоречит антиимпериалистическому мышлению. Местным источником неэффективного антиимпериализма во Франции считался философ Морис Мерло-Понти. Раймон Арон в своих "Мемуарах" сетовал, что, когда Мерло-Понти в 1947 г. пишет, "как будто это очевидная истина, что "моральная и материальная цивилизация Англии предполагает эксплуатацию колоний", он нелепо решает все еще открытый вопрос".7 Так и в 1996 г. Андре Комте-Спонвиль, преподаватель философии в Сорбонне, который не утверждает, что много знает об экономике, но тем не менее уверенно, без аргументов и доказательств заявляет, что "процветание Запада прямо или косвенно зависит от бедности стран третьего мира, которую Запад в одних случаях просто использует в своих интересах, а в других - фактически вызывает "8."С другой стороны, Дэвид Ландес, как бы признавая правоту левой теории грабежа западного процветания, отмахивается от "тех, кто считает, что Запад получил свое преимущество за счет господства и эксплуатации", принимая их утверждение как верное, но призывая нытиков повзрослеть и привыкнуть к нему: "На это извечное антиимпериалистическое сетование я могу лишь сказать, что такова мировая история, как она разыгрывалась, без какой-либо моральной оценки "хорошо" или "плохо", "справедливо" или "несправедливо"". "Как в Realpolitik, будьте реальны.

И все же мы можем добиться большего, чем Мерло-Понти, Конт-Спонвиль или Ландес. Британский империализм был направлен на защиту морских путей в Индию. Но сама Индия, как можно показать, не давала никаких экономических выгод среднему человеку в Великобритании. Таким образом, империализм не имел национального экономического смысла. К тому времени, когда Виктория стала императрицей Индии, вороватые набобы - Роберт Клайв (1725-1774, в 1757 г. победитель Плассея), Уоррен Хастингс (1732-1818) и им подобные - давно ушли в прошлое. К 1877 г. не осталось никаких дополнительных возможностей для прямого воровства со стороны англичан (Клайв отмечал, что перед лицом возможностей захвата награбленного "Богом... Я удивляюсь собственной умеренности"). Уильям Каупер, современник Клайва и Гастингса, мог, подобно Эдмунду Берку, жаловаться на скандал с набобами, что "воры дома должны быть повешены; но тот, кто кладет / В свой переполненный и раздутый кошелек / Богатство индийских провинций, спасается бегством "10 , но таким воровством нельзя объяснить британское богатство. Каким бы богатым ни был Клайв, обогащение его и его друзей-набобов было очень незначительным в национальном масштабе - запас капитала Клайва составлял менее миллиона фунтов стерлингов и не превышал 1% от ежегодного национального дохода Великобритании в 115 млн. фунтов стерлингов. А если перевести этот запас в сопоставимые цифры, то доход от миллиона фунтов, вложенных в фонды, составит, скажем, 5% от миллиона, или 50 тыс. фунтов в год, т.е. всего 1/2300 годового национального дохода.11 Такой суммой было бы приятно обладать, это огромный личный доход в обществе XVIII в., на уровне княжеского. Однако награбленное было банальным обогащением нации. На самом деле к 1877 г. Британская Ост-Индская компания уже давно прекратила свое существование, утратив полицейские полномочия в 1857 г. после Первой войны за независимость Индии и полностью закрывшись в 1871 г. (Голландский аналог - Верейская компания - в 1871 г. был закрыт). (Голландский аналог, Vereenigde Oostindische Compagnie, обанкротился и стала государственной собственности гораздо раньше, в 1798 году). Частная компания - более целенаправленный институт для грабежа, чем ответственное правительство. Директора "Джон Компани" очень хотели бы знать о возможностях получения сверхнормативных прибылей из Индии к 1857 или 1871 году. Сами они не смогли вовремя обнаружить награбленное.