Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Я с большим уважением отношусь к такой экономике, которую я осваивал кропотливым, кальвинистским трудом с 1961 по 1981 год или около того, и которую я до сих пор продолжаю изучать, находя новые применения и новые приемы. Это великая интеллектуальная конструкция. Я написал целые книги в ее честь. Без шуток.10 Но главный факт ускорения промышленного роста 1780-1860 гг. и его удивительных последствий в эпоху инноваций заключается в том, что дефицит был ослаблен.

В долгосрочной перспективе она была ослаблена, а не изгнана в краткосрочной перспективе "аф-фуентным обществом". Каким бы ни был размер дохода в любой момент времени, его становится все меньше, и он не может быть использован для замечательных общественных целей без определенного ущерба, который должен быть зачтен в счет выигрыша, как, например, огромный выигрыш от вторжения в Ирак в 2003. Именно это экономисты понимают под "кривой производственных возможностей". Это урок добродетели Благоразумия. Увеличение количества жилья всегда сопряжено с издержками на все остальные товары и услуги. Пока что самуэльсоновская экономика работает, и она верна.

Но в долгосрочной перспективе современный экономический рост был массовым бесплатным обедом. Механизмом стало открытие, а не перестановки, а пружинами - непруденциальные добродетели. По словам Кирцнера, предпринимательство - это не оптимальное перетасовывание, поскольку наемный менеджер может выполнить такую рутину. "Стимул заключается в том, чтобы попытаться получить что-то просто так, если только можно увидеть, что именно можно сделать". Новая риторическая среда в XVIII веке поощряла (буквально: давала смелость надеяться) предпринимателей. В результате за два последующих столетия кривая производственных возможностей вырвалась вперед в шестнадцать раз.

 

В 1871 году, спустя столетие после Смита, Джон Стюарт Милль выпустил последнее издание "Принципов политической экономии", которое стало завершением классической экономики. Послушайте Милля: "В той же мере, в какой коллективная промышленность земли может быть увеличена в эффективности благодаря развитию науки и промышленных искусств, еще более активный источник увеличения дешевизны производства будет найден, вероятно, в течение некоторого времени, в постепенно раскрывающихся последствиях свободной торговли и в возрастающих масштабах эмиграции и колонизации". Здесь Милль (которым, как вы знаете, я восхищаюсь) ошибся. Прибыль от торговли, хотя и похвальная со статической точки зрения и достойная внимания, была ничтожной по сравнению с развитием промышленного искусства. В другом месте этого отрывка Милль демонстрирует свою классическую экономическую одержимость "принципом народонаселения", который был ведущей темой в экономической науке с 1798 по 1871 год. Милль, как и многие другие, считал, что единственным способом предотвратить обнищание трудящихся является ограничение роста населения, поскольку он понимал, что последствия свободной торговли будут скромными. Его опасения на этот счет нашли современный отклик в экологическом движении и движении за ограничение семьи, например, в китайской политике "одного ребенка", которая сама возникла на основе пессимистических (и ориенталистских) теорий Запада. Разумность такой политики сегодня представляется сомнительной, а отсутствие в ней справедливости и свободы - очевидным. Во всяком случае, мальтузианская идея практически ничего не говорила о столетии, последовавшем за 1871 годом. Население Великобритании увеличилось в 1,8 раза, а реальный доход на душу населения вырос более чем в три раза.

Классическая модель, как мы видели, дает вполне обоснованное представление о веке до 1871 года.

И снова Милль: "Только в отсталых странах мира увеличение производства все еще является важной задачей: в наиболее развитых экономически необходимо лучшее распределение, одним из неотъемлемых средств которого является более строгое ограничение численности населения" - и это еще более неверно в свете того, что произошло в течение века до и века после него. Милль не предвидел, что пирог будет гораздо больше, настолько сильна была хватка классических экономических идей в его сознании - даже в 1871 г., даже после того, как он всю жизнь наблюдал, как пирог становится гораздо больше. В другом месте он говорит: "До сих пор сомнительно, чтобы все сделанные механические изобретения облегчили дневной труд любого человека" - странное утверждение для издания 1871 г., когда сократился детский труд, повысилось образование, механизировался сбор урожая и даже сократилась рабочая неделя15.