Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Экономическая и историческая загадки - близнецы. Если наличие большого количества внешней торговли в Британии в 1700 г. н.э. создало взрывные возможности для профпригодных инноваций и промышленной революции к 1800 г., а также резкого роста уровня жизни в северо-западной Европе к 1900 г., то почему этого не произошло в Китае в 700 г. н.э. или в Египте в 1700 г. до н.э.? Если защита собственности и другие подобные правовые институты сделали современный мир, то почему они не сделали его в республиканском Риме или мусульманской Испании? Европейцы не изменились в своей жадности ни в 1600, ни в 1700 году. Это популярное представление, переформулированное в наши дни как антиконсюмеризм, хотя вряд ли правдоподобное. Люди постоянно говорят, что их соседи жадные ("Дорогая, тебе не кажется, что те люди в соседней пещере вульгарные, у них шкуры саблезубых тигров и все такое?!"). И поэтому не может быть, чтобы кучи 100-гильдейских или 100-фунтовых стерлинговых банкнот или монет лежали на земле сотни лет, не собираясь. Иными словами, какова бы ни была причина возникновения современного мира, она должна быть такой, чтобы не предполагать, что люди более раннего или несевероморского времени были настолько глупы, чтобы игнорировать поразительно выгодные предложения. И она должна быть уникальной для очень недавнего времени и для северо-западной Европы. Это не может быть, например, прославляемое наследство христианства и греко-римской культуры, которое, в конце концов, характеризовало застойную Россию - вплоть до ее алфавита и версии православия - и характеризовало Европу в целом на протяжении тысячелетий, прежде чем якобы привело к взрыву после 1700 года.

Почему североморцы вдруг так разбогатели, получили столько грузов? Ответ не может заключаться в том, что голландцы и англичане запоздало проявили расовое превосходство. Разумный ответ должен воздавать должное голландцам и англичанам около 1700 г., но не позорить при этом все остальное человечество, в том числе позоря более ранних голландцев и англичан. В конце концов, остальные довольно быстро по историческим меркам подхватили североморскую рутину, как только она была изобретена. Если им случалось переехать в Голландию, Британию или Америку, они, независимо от генов, добивались успеха. А дома они часто питали свои собственные, пусть и ограниченные, традиции буржуазной добродетели. В итоге люди в Азии и Африке, да и везде, на Тайване, в Ботсване и Чили, довольно быстро научились выполнять северо-западноевропейский трюк. Из этого следует, что трюк не мог быть открытой возможностью, лежащей повсюду, неиспользованной даже в Англии в течение столетий, как, например, обычное использование возможностей для получения прибыли от прокладки канала или от отправки корабля в Африку. Это нарушает экономику, так же как европоцентризм нарушает историю. Фокус заключался в изобретении цивилизации, поклоняющейся бизнесу.

Фокус был "всего лишь" способом говорить. Но вы уже знаете, что я считаю способы говорения, "умозрительные", столь же важными, как способы или отношения физического производства. Маршалл Сахлинс говорит об этом так, как это делает культуролог: "культурная схема в разной степени подвержена влиянию доминирующего места символического производства, которое обеспечивает основной идиом других отношений и видов деятельности". Сахлинс хочет показать, что современные западные общества участвуют в "символическом производстве" в той же степени, что и племенные общества, такие как моаланы на Фиджи. "Особенностью западной культуры является институционализация [символического производства]. . в производстве товаров и как производство товаров, по сравнению с "примитивным" миром, где локусом символической дифференциации остаются ... родственные отношения. . . . Деньги для Запада - это то же, что родство для остальных". Я бы сказал, что на пороге Эпохи инноваций важным является контраст между рынками северо-западной Европы и королевскими дворами остальных стран, между буржуазной мыслью (как ее называет Сахлинс, противопоставляя ее соважной мысли Леви-Стросса) и старой аристократической или христианской мыслью.