Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Новое буржуазное общество было прагматичным и не утопичным, но и немного безумным - безумием, которое охватило европейских мужчин и женщин, как только они поверили, что они свободны, имеют право на свободу и должны действовать. Джоэл Мокир приводит в пример безумие братьев Монтгольфье и их запуск овцы, петуха и утки на воздушном шаре в 1783 году в Версале. (Бен Франклин наблюдал за многими подобными подъемами, а во время одного из них, работающего на водороде, ответил скептику по поводу его полезности: "Сэр, какая польза от новорожденного ребенка?"). Неумолимый прогресс инноваций никогда не подвергался серьезным сомнениям начиная примерно с 1800 года. Некоторое время во время Великой депрессии многие сомневались (хотя экономический историк Александр Филд показал, что 1930-е годы в США были на самом деле необычайно прогрессивным временем в области технологий). Но после войны последовал величайший с тех пор инновационный бум 1950-1973 годов, который, хотя и меньшими темпами, продолжал облегчать бедность во всем мире.

То, что не было доступно в XVIII веке, - это огромный запас изобретений, которые еще предстояло придумать, включая институциональные изобретения, позволяющие сотрудничать массам людей без угрозы удара и меча. Именно поэтому Китай и Индия, повторимся, могут сегодня развиваться темпами, немыслимыми в XVIII и начале XIX веков, когда изобретения еще не были запущены. Голдстоун отмечает, что человеческие инновации до XVIII и особенно XIX века были "спорадическими и изолированными". Китайцы изобрели доменную печь, да, и европейцы гораздо позже овладели ею. Затем технология печи стагнировала, пока в XVIII веке англичане не начали загружать печи коксом, затем в конце XIX века американцы стали использовать принудительный воздух, а в XX веке австрийцы и японцы переформулировали шихту с учетом новой химии. Это своего рода безумие, которым теперь охвачена большая часть мира за пределами нижнего миллиарда. Сделайте свое состояние с помощью другого изобретения. Недавно один индиец изобрел широкие и легкие туфли, похожие на весла, для хождения по воде на рисовых полях. Браво.

Что действительно произошло в XVII и XVIII веках, чтобы подготовить все это, можно подумать, что речь идет об оригинальном накоплении изобретательных людей, таких как Ричард Аркрайт и Бенджамин Франклин. Но и такое объяснение "Великого изобретателя" не совсем верно. Понятия социального или духовного капитала, якобы автоматически порождающие Аркрайтов и Франклинов, заставляют эвиденс ложиться на экономистскую кровать накопления, накопления, накопления. Решающее изменение коснулось скорее привычек ума и губ. Накопленный физический, человеческий и духовный капитал, безусловно, помогает говорить и думать. Если вы неграмотны, то, скорее всего, суеверны и консервативны. Но разговор и мысль предполагают творчество, которого нет в простом накоплении капитала любого рода.

Один говорит о "хорошо натренированном уме", а молодой экономист одержим идеей получить "хорошую подготовку по инструментам" модных ныне формальностей своей профессии. Однако и то, и другое, скорее всего, порождает ум, не способный мыслить, механически перебирая знания классических языков или чрезмерно накопленный инструмент эконометрики (тем не менее, хорошо накопленные инструменты латинского и греческого языков иногда порождали Мэтью Арнольда, который, безусловно, умел мыслить; или Джона Мейнарда Кейнса, тоже самое; хотя мы все еще ждем подобных результатов для эконометрики). Однако простое накопление знаний порождает и оксфордских донов, у которых почти никогда не бывает оригинальных идей, а в редких случаях они не публикуются. Поэт и латиноамериканист А.Э. Хаусман написал в 1921 году жестокий очерк против недумающих в своей книге "Применение мысли в текстовую критику". Он рекомендовал своим коллегам попробовать подумать. Аналогично и в экономике. Если прочесть три стандартных курса эконометрики (как это сделал, например, я), то обычно получается не думающий экономист, а идиот-савант, обученный следовать ошибочным правилам умозаключений. Новое достоинство новаторов и новая свобода пробовать новое важнее таких накоплений - хотя, конечно, нужны и минимально подготовленные умы. Английская грамотность и техническое ученичество сделали свое дело. Однако в Японии в то время был аналогичный уровень грамотности и технического ученичества, что тоже не привело к промышленной революции.