Якоб отметил, что сама "реакция против Просвещения свидетельствует об огромном изменении западных ценностей, наблюдавшемся в XVIII в. "Безусловно. Но это изменение не было простым просвещением. То, что завершило дело и понесло Просвещение вперед, было смещением всего общества в сторону восхищения буржуазными добродетелями, взяв просвещенное отношение элиты к созидательному разрушению от нового знания и умножив его среди подмастерьев печатников в Филадельфии и инструментальщиков в Эдинбурге. Мокир пишет, что "Просвещение воздействовало на экономику через два механизма. Один из них - отношение к технологиям и роль, которую она должна играть в человеческих делах. Другой связан с институтами и степенью терпимости к поиску ренты и перераспределению". Но такой ответ на вопрос Was ist Aufklärung? очень близок к предполагаемому мною "достоинству и свободе буржуазии". Инструментальное (и буржуазное) отношение к технике придает рядовым "афёрам" достоинство, которого у них раньше не было. А сопротивление рентоискательству и перераспределению, характерным для извечного меркантилизма, а затем и листианской национальной экономики, - это как раз та свобода от вмешательства, к которой стремилась буржуазия, когда она была вынуждена отказаться от средневековой установки на сохранение за собой внутреннего рынка. Разница невелика. Я охотно признаю, что вопрос запутан. Я лишь предполагаю, что двумя нитями, без которых канат современности оборвался бы, были буржуазное достоинство и свобода. Сама Жакоб отмечает, например, что риторика основания новой науки подчеркивала дигнитивную трудоемкость научного поиска. Озарение должно было быть достигнуто не героическим жестом или божьей милостью, а тщательно буржуазным трудом. Это очень по-голландски, а затем по-английски, по-шотландски и по-американски. И все равно буржуазно.
Якоб утверждает, что Просвещение имело северное происхождение - "начало европейского Просвещения во многих случаях можно проследить в Англии и Голландской республике после "Славной" революции", а затем переместилось во Францию: "К 1750 году Просвещение покинуло свои северные корни и стало удивительно парижским". Но если бы оно оставалось удивительно парижским, то, возможно, и не осталось бы вовсе. Создание энциклопедий и остроумие салонов, если бы они не работали в рамках все более буржуазной цивилизации, возглавляемой поразительно инновационной Британией, привело бы (как это произошло во Франции) к воздушным шарам и военным сигнализациям, а не к паровым двигателям и железным дорогам. Героический инженер/предприниматель, такой как Бру-нель (англичанин, но сын изгнанника из Франции), не добился бы победы. Якоб отмечает, что "инженер-строитель [доков, каналов и дорог] появился в Британии к 1750 г.; его французский коллега был военным. ...стоящим в стороне... ...стоящий в стороне от предпринимателя". С 1747 г. француз заканчивал государственную школу École nationale des ponts en chaussées. Британские инженеры, такие как Брюнель, напротив, заканчивали частную школу коммерческой практики и общественного духа.