Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир

В такой протестантской ортодоксии должно было что-то перекоситься, чтобы широкоцерковное и буржуазное чувство укоренилось в Европе. (Однако, как я уже неоднократно отмечал, поразительную параллель европейскому эвдаймонизму в ту же эпоху можно найти в японском городе Ōсака, и точно так же в этом торговом городе возникли купеческие академии с преподавателями, исповедующими достоинство буржуазии). Таким образом, вспышка эвдаймонизма среди англиканских и даже нонконформистских проповедников может рассматриваться как возвращение к католической ортодоксии после полутора веков экспериментов с аскетизмом мягких и не очень йог, среди которых был и неарминианство ортодоксального магистерского и реформатского протестантизма.

Эвдаймонизм до сих пор является католической ортодоксией.¹⁶ Второй Ватиканский собор в 1965 г. провозгласил, что "земные блага и человеческие институты по замыслу Бога-Творца также предназначены для спасения человека и поэтому могут внести большой вклад в созидание тела Христова".¹⁷ В этой декларации нет ничего нового - современные папы неоднократно формулировали ее против зла социализма, и поэтому не приходится удивляться тому, что либеральные представления об экономике возникли сначала в схоластической Испании. В католическом христианстве "слава Богу за вещи, покрытые пеленой" - устойчивая тема, противопоставляемая докторам стоического меха у протестантов. В 1329 г. Иоанн XXII осудил немецкого мистика Мейстера Экхарта за утверждение, что "Бог почитается в тех, кто не гонится ни за чем, ни за почестями, ни за преимуществами, ни за внутренним откровением, ни за святостью, ни за наградой, ни за самим Царством Небесным, но кто удаляется от всего этого, как и от всего, что им принадлежит".¹⁸ Иоанн сжег несколько таких коммунистов и объявил еретическим убеждение, что у Христа и апостолов не было имущества.

В любом случае, независимо от того, был ли эвдаймонизм в протестантских кругах около 1700 г. настолько оригинальным, как это казалось его сторонникам, последствия для экономической риторики в Англии, а ранее в Голландии, как утверждает Маргарет Джейкоб, были значительными. "Наиболее исторически значимый вклад [англиканских] латитудинариев, - пишет она, - заключается в их способности синтезировать деятельность рыночного общества и работу природы таким образом, чтобы сделать рыночное общество естественным"¹⁹ Именно англиканцы, заметьте: местом для подобных идей, по крайней мере, по мнению англичан, была Англия около 1700 г. вместе с колониями. Англикане всегда пытались занять третью позицию между ригористичными кальвинистами и расслабленными католиками. Несмотря на официальную приверженность лютеранской и даже кальвинистской доктрине, Англиканская церковь легко вернулась к ортодоксальной идее восхищения миром, особенно под вполне протестантской эгидой ньютонианства. Исторический социолог Джек Голдстоун, вслед за Джейкобом, утверждает, что "только в Англии новая наука активно проповедовалась с кафедры (где англиканские священнослужители находили упорядоченную, подчиненную закону вселенную Ньютона одновременно образцом желаемого порядка для своей страны и удобной дубинкой для избиения прискорбной католической церкви), спонсировалась Королевским обществом и распространялась посредством популярных демонстраций механических устройств для ремесленников и промышленников"²⁰.

В Испании и Италии большинство духовенства, в отличие от небольшой группы своих философов, сдерживало восхваление естественной жизни в торговле. Среди римских католиков эвдаймонизм, благосклонный к проверенному торговлей улучшению, регулярно преодолевался строго иерархическим церковным управлением. Как известно, церковь власти, за редким исключением, таким как теология освобождения, встала на сторону правительства того времени, как это было показательно в истории Франции, в отличие от борьбы с правительствами в радикальной Реформации. Правительства не хотели созидательного разрушения, если это разрушение могло нарушить их власть. Поэтому Христос остановился в Эболи и не пошел дальше в Луканию.