Неизменная задача всякой женской моды – все равно, при абсолютизме или в буржуазном обществе, как уже говорилось, – это наиболее эффектное и постоянное подчеркивание красот женского тела, эротически возбуждающих мужчину. Все различие состоит только в том, что в одну эпоху возможно более естественное решение этой задачи, в другую – только странное. Это подчеркивание при помощи костюма половых признаков женского тела, эротически воздействующих на мужчину, состоит в том, что эти признаки, как-то: грудь, талия, ляжки, бедра, икры – должны бросаться в глаза по возможности каждый отдельно. На улице или в салоне вы встретите не гармонически развитую красивую женскую фигуру, а молодую даму с полным пикантным бюстом, другую – с великолепно выступающими ляжками, третью – с упругими бедрами и т. д.
Между тем об общей сущности явления вы не получаете никакого представления, зато та или другая мода прекрасно осведомляет относительно груди. Вы узнаете, что она упруга, мала или велика, иногда даже – что она имеет форму груши или яблока. Все это рельефно выделено модой, и вы узнаете именно только эту одну часть тела, все же остальное лишь фон, на котором эта особенность выступает тем более ярко. Нет никакого сомнения, что в более простых случаях соответствующие методы пускаются в ход бессознательно самими же женщинами, так как каждая женщина таким именно путем совершенно инстинктивно исполняет один из законов своей пассивности. Бессознательно такое решение, однако, только в более простых случаях, тогда как во всех остальных женщина ставит себе эту цель сознательно и со все большей изысканностью. С каждым платьем и каждой блузой она проделывает перед зеркалом бесконечное множество репетиций. Один французский писатель, Жан Рикар, замечает:
"Женщины говорят о платонической любви с величайшим восхищением, однако каждое их платье, каждая шляпка, каждый башмак и каждая ленточка рассчитаны на то, чтобы рассеять все наши платонические порывы".
Еще ярче говорит Толстой в "Крейцеровой сонате": "Женщины устроили из себя такое орудие воздействия на чувственность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной... Я уверен, что придет время, и, может быть, очень скоро, что люди поймут это и будут удивляться, как могло существовать общество, в котором допускались такие нарушающие общественное спокойствие поступки, как те прямо вызывающие чувственность украшения своего тела, которые допускаются для женщин в нашем обществе. Ведь это все равно что расставить по гуляньям, по дорожкам всякие капканы, – хуже!"
В другом месте Толстой говорит: "Матери же знают это, особенно матери, воспитанные своими мужьями, знают это прекрасно. И, притворяясь, что верят в чистоту мужчин, они на деле действуют совсем иначе. Они знают, на какую удочку ловить мужчин для себя и для своих дочерей. Ведь мы, мужчины, только не знаем, и не знаем потому, что не хотим знать, женщины же знают очень хорошо, что самая возвышенная, поэтическая, как мы ее называем, любовь зависит не от нравственных достоинств, а от физической близости и притом прически, цвета, покроя платья. Скажите опытной кокетке, задавшей себе задачу пленить человека, чем она скорее хочет рисковать: тем, чтобы быть в присутствии того, кого она прельщает, изобличенной во лжи, жестокости, даже распутстве, или тем, чтобы показаться при нем в дурно сшитом и некрасивом платье – всякая всегда предпочтет первое. Она знает, что наш брат все врет о высоких чувствах – ему нужно только тело, и потому она простит все гадости, а уродливого, безвкусного, дурного тона костюма не простит... Но посмотрите на тех, на несчастных презираемых, и на самых высших светских барынь: те же наряды, те же фасоны, те же духи, то же оголение рук, плеч, грудей и обтягивание выставленного зада, та же страсть к камушкам, к дорогим, блестящим вещам, те же увеселения, танцы и музыка, пенье. Как те заманивают всеми средствами, так и эти. Никакой разницы. Строго определяя, надо только сказать, что проститутки на короткие сроки – обыкновенно презираемые, проститутки на долгие – обыкновенно уважаемы".
Не все моралисты, однако, так беспощадны. Один католический писатель, Фр. Зиберт, говорит в своей "Половой нравственности":
"Было бы неправильно требовать, чтобы девушка избегала нравиться мужчинам. Есть немало красивых девушек, знающих, что они красивы, замечающих, как жадно устремлены на них мужские взоры, и очень довольных этим. Мне думается, будет только хорошо, если многие девушки проникнутся самосознанием, сопровождающим чувство половой зрелости. Мне не верится, будто мысль девушки, что она стала женщиной, которая даст когда-нибудь счастье мужу, может пагубно подействовать на ее девственность".
Наиболее разумно рассуждают современные эстеты о всеобщей тяге женщин выставлять напоказ свои эротические чары. Так небезызвестный Шульце Наумбург замечает в своей книге "Die Kultur des weiblichen K"orpers" ("Культура женского тела". – Ред.):