Буржуй ищет таланты

Вот так и получилось, что, прикрывая всех спиной, Хорошая первая лицом к лицу встретилась с тем, с кем на двоих у нее была давняя история…

Все тогда затаили дыхание. Потому что все эту историю по большому секрету знали, но каждый хотел увидеть продолжение своими глазами.

…Тут надо было знать Удава — он судил по своему характеру и давно бы уволил Хорошую, если бы не боялся, что она, отомстив за увольнение, поведает эту историю всему миру.

Тут надо было знать Хорошую — она и не думала об этом рассказывать, снисходительно позволяя Удаву иметь обычную человеческую слабость — излишне выпивши, быть «слегка не на высоте». Хорошая упомянула об этом только раз, да и то только Веро, и совсем не ожидала, что Веро, обычно такая деликатная, вдруг вцепится в нее и вытрясет все до последнего слова.

Тут надо было знать Веро — на следующее утро об этой истории знал весь ресторан, и Веро получала мстительное удовольствие рассказывать эту историю снова и снова…

Глава 4

…В центре города, в самой черной подворотне, куда после девяти вечера даже крысы не заходят, находился бар «Последний день».

Добраться до него можно было, только зная дорогу или по рекомендации: лишних людей туда не пускали, отбор был жестким, и такая секретность только добавляла бару привлекательности. Заведение процветало. Вечеринки были крепкими, а публика хорошо сыгранная. Веселились отменно, но шутки не всем по душе приходились. Каждый знал, что в бар одному ходить не стоит. Особенно этот совет относился к иностранцам, но все было напрасно. И как только ни просили, как ни убеждали, пугая всем, чем можно, неприличным — каждый третий парень из-за границы, хлебнув русской водки, видел в себе героя. Интрига еще была в том, что те, кто там побывали, внятно ничего не рассказывали — все в себе держали. Потому и слухи ходили разные. Предупреждали только, что больше всех достается итальянцам. Те после визита в бар особенно уперто молчали.

Опять же, говорили, что с Филиппом, владельцем бара, по молодости произошла одна история. Он влюбился. Был от любимой без ума, в пылу бросался из крайности в крайность. Был рыцарем, был смелым, но девушка предпочла ему итальянца и сбежала в Неаполь. Филипп тогда ничего не понял, потряс головой как лохматый брошенный пес и… ушел в запой. Долго страдал и много пил. Много пил, очень много пил. Подумал тогда, что тот его соперник из Италии, если бы столько выпил, точно бы не выжил. Запомнил эту мысль, почувствовал себя лучше, бросил пить. Открыл бар и потом всю свою жизнь доказывал, что русские парни если не лучше, то хотя бы здоровѐе… И, по общему мнению, преуспел.

А ребята, которые были постоянными посетителями бара, Филиппа любили и уважали, и, как дворовые щенята, всегда ему старались о своей солидарности напомнить. Как только на входной двери звякал колокольчик, а на пороге появлялся итальянец, парни, побросав игрушки, весь свой пыл были готовы направить на то, чтобы поквитаться с макаронником (хотя многие толком не знали за что, но в едином алкогольном порыве никто пустяшными вопросами не задавался). А Филипп хоть и не признавался, потому что дорожил репутацией строгого держателя питейного заведения, в душе оставался романтиком и горячие порывы ценил.

— Смотри, какой щуплый, — посмеиваясь и подталкивая друг друга локтями, собирались парни. — Надо бы к нему быть помягче… О! Встрепенулся! Озирается… парни, парни, не пугайте. Ну что вы… Не толпитесь, спугнете. Бармен! Спишь, что ли?! Где там наша гостевая? А-а-а… Вот она, хорошая. Все как всегда намешал? Молодец. Эй, amico, это тебе, осторожно, не расплескай… От нас, как говорится, «Welcome!» Тебе, говорю… Нет, тебе… Непонятливый. Free, не бойся. Per amico… Capise? Давай, давай… пей. Пей… придурок…

И, конечно, только бармен знал, что за дурь он подмешал в гостевую и почему через две стопки amico уже согрет, расслаблен и похож на красного жирного снегиря, который потерял чувство опасности и вот-вот свалится с ветки.

— Мы хоро-о-ошие, — заплетаясь, говорил пернатый. — Мы умеем дружить… Бармен! Бармен, будешь моим другом, да? И ты будешь? Бармен! Выпивку всем моим друзьям! Все за мой счет! Ничего не жалко… Сколько? Сколько?! А чего так дорого, бармен? Ну ладно, наливай…

А потом еще больше расчувствуется:

— Я же, знаешь, бармен, сам с Корсики. Мы маленький, но гордый народ — пить умеем не хуже вашего. Что?! Я вообще не пьянею. Никогда… Не веришь? Ах, ты не веришь?! Бармен! Давай на спор!

А Филипп протирал стаканы и, как нестрогий папаша, позволяющий своим сорванцам шалости, вполголоса наблюдал со стороны:

— Ты только его не убей, добро? Не как в прошлый раз… Всем говорю, парни, доведете еще кого-нибудь до больницы — выпивку в кредит больше не дам.

В этом была душа вечера. Когда заканчивались наличные, бар предоставлял иную услугу — под радостное подбадривание можно было заложить часы, ботинки или брюки. И часто случалось, что последнее, о чем спустя несколько часов и сильную головную боль вспоминал герой вечера, было: ночь, проспект и где-то очень сильно подмораживает.